– У меня буквально голова кругом… Хорошо, а почему они все идут именно в Санкт-Петербург?
– Есть версия на этот счёт. Дело в том, что разрушение первичного Интеллекта состоялось в конкретном месте, в районе Скандинавского щита. Было выделено колоссальное количество энергии, в том числе – ментальной. И наиболее яркие следы этого происшествия сохранились в огромном гранитном монолите. Да-да! В том самом Гром-камне. Он же, по всей видимости, и станет изначальной точкой восстановления Разума.
– Хорошо, а что с Одинцовым? В чём его особенность?
– О, это очень интересная история! Чтобы построить из кирпичей дом, нужен скрепляющий раствор. Хотя мне больше нравится такое определение, как «катализатор». Или «детонатор». Нужно запустить процесс, а дальше всё пойдёт само собой.
– То есть, Игорь Одинцов – очень умный, раз стал детонатором процесса восстановления Интеллекта?
– Эх, голубушка. А ведь вы так ничего и не поняли. Разум – это, в первую голову, не набор знаний и не умственные способности. Разум не есть только лишь искусство придумывать и создавать миры. И даже – не высшая Власть над Вселенной.
– А что же?..
* * *
Небо сосредоточенно хмурилось, будто готовилось к чему-то. Ему было не до того, что происходит внизу.
А внизу народные ратники уже зачистили Невский от машин и теперь сгоняли любопытных на тротуары.
– Ну что, видно там? – кто-то тянулся на цыпочках, заглядывая за спину верзилы в камуфляже. Не удержался, нечаянно толкнул здоровяка и замер от ужаса.
Ратник обернулся, обдал перегаром:
– Эй, ты, марамой, ноги не держат? Щас привлеку за неуважение.
Не слушая извинений, харкнул на мостовую, опустил козырёк на лоб в два пальца шириной и пробормотал:
– Чё творится, а? С утра тут корячимся, шпаки в спину пихают и пихают. А психи, как баре, по городу идут. Перемочить их всех, да я в яму. А не в Питер.
– Извольте быть толерантным, господин ратник, – заметил какой-то хипстер, – термин «психи» теперь не в моде. Тем более, все там будем.
Бугай обернулся. Злобно глянул на говоруна, запоминая. Скривился:
– Ты, тилигент, может, и будешь. А я – никогда.
Хипстер сделал вид, что не испугался, и набрал воздуха, чтобы возразить, но уже кричали:
– Вот они! Идут.
Вытягивали шеи, глядели со смесью любопытства и отвращения.
Они шли, глядя перед собой, шаркая по асфальту тысячами усталых подошв. И от них растекалась волна – небывалое ощущение предчувствия чего-то радостного, праздничного, искрящегося.
