– Ты не понял, брат. Психов мне жалко больше всего. Понимаешь, я чувствую – они ищут. И никак не могут найти. Они ведь никакого вреда не приносят никому, просто – идут. А их – огнемётами…
Сирена разорвала перепонки, Олег выронил стакан от неожиданности. Рупор под потолком гарнизонного кабака заревел:
– Боевая тревога! Нападение на периметр учебного центра! Всем немедленно прибыть в свои подразделения. Это – не учения. Боевая тревога!
* * *
– Оружие – к бою!
Защелкали присоединяемые магазины, загрохотали затворы.
Кто-то во второй шеренге объяснял вполголоса:
– Там райцентр, население – под сотню тысяч. Все снялись и попёрли. На Питер идут. Если мы их не остановим, то городу – кирдык.
– Да как остановим-то? Тупо патронов не хватит…
– Прекратить разговоры в строю!
Олег толкнул локтем, протянул сигарету:
– На, дёрни. По три тяжки.
Игорь затянулся, пряча огонёк в рукаве бушлата. Хмель уже почти выветрился, начала пробирать ночная сырость.
Ослепительная шпага прожектора прочертила верхушки деревьев. Потом опустилась ниже, заливая опушку мёртвым пламенем…
Шеренги вздохнули, качнулись:
– Идут…
Накатывались, как море, белое в свете прожекторов.
Кое-как одетые, безмолвные; шагали, покачиваясь, даже не жмурясь и не пытаясь прикрыть глаза.
Захлёбывались пулемёты на вышках, пустели магазины автоматов, расшивая ночь жалами трассеров.
А они шли. Переступая, а потом уже – перелезая через бесчисленных убитых.
Падали. Снова вставали. Не плача, не жалуясь – шли.
Молча.
Грохот выстрелов заложил уши, глаза стрелявших тоже стали мёртвыми, стеклянными. Кто-то кричал, перекосив рот. Кто-то выронил автомат и упал на колени, обхватив голову руками.
Передние психи упёрлись телами в колючую проволоку. Сзади давили; и передние, разрывая кожу и аорты о ржавый металл, заливались чёрной кровью. Опускались на колени, заваливались набок – и на их место приходили следующие.
Проволока заскрипела – и лопнула, как перетянутая гитарная струна. Всхлипнув, выскочили из земли колья.
– Отходим!
Ревя двигателями, лязгая гусеницами, рвали грунт бронетранспортёры. Пулемётные башни тыкались рыльцами пламегасителей, искали цели.
– Брат, ты куда?!
Одинцов уронил в грязь автомат – раскалённый ствол злобно зашипел в луже. Боль переполняла его. Сердце уже не могло – оно умерло тысячи раз за несколько последних минут.
Он шёл навстречу стреляющим, раскинув руки, как Сын Его на кресте – будто пытался принять все пули в себя, и кричал:
– Остановитесь! Хватит! Сколько можно?
