Между тем дядя, наклонясь к очагу, тщательно изучал письмо, повертывая его то так, то этак.
- Что в нем? - внезапно спросил он.- Ты читал его?
- Вы же видите, сэр, что печать не сломана.
- Так-то так, а все-таки, что тебя привело ко мне?
- Я уже говорил вам: я пришел передать вам это письмо.
- Э, нет,- с лукавым видом сказал дядя.- Уж верно, ты на что-то надеялся, ведь не просто же так ты проделал такой путь.
- Должен признаться, сэр, когда мне сказали, что у меня есть богатые родственники, я действительно питал надежду на то, что они окажут мне покровительство. Но я не нищий, сэр. Я не прошу подаяния, мне ничего не нужно от вас, коль скоро я вам неугоден. Пускай я беден, но у меня есть друзья: они, поверьте, не откажут мне в помощи.
- Ну-ну, распетушился! - оборвал меня дядя.- Ничего, мы еще с тобой поладим. А теперь, дражайший племянник, я вижу, ты уже откушал моей каши, позволь же и мне немного подкрепиться. Да-а-а,- продолжал он, сидя на стуле, который я ему с поспешностью уступил.- Нет ничего питательнее овсяной каши.
И, пробормотав молитву, дядя принялся доедать из тарелки.
- Да-а,- начал он снова, отложив ложку.- Твой отец знал толк в еде. Да и ел не сказать чтобы много, но зато за милую душу. Ну, а я так, понемножку, не то что, бывало, он.- С этими словами он отхлебнул пива, но тут, вспомнив, вероятно, об обязанностях гостеприимства, поспешил добавить: - Если хочешь пить, так вода у меня за дверью.
Я ничего ему не ответил, но и не тронулся с места. В груди моей клокотала злоба. Что же касается дяди, то он, чувствуя на себе мой взгляд, продолжал есть и временами взглядывал исподлобья, выхватывая настороженным взором то чулки мои, то башмаки, но по-прежнему не решаясь смотреть мне в лицо. Впрочем, раз глаза наши встретились. В его беглом, брошенном исподтишка взгляде изобразился на миг такой затравленный страх, какой, наверное, испытывает вор, запустивший руку в чужой карман, когда его ловят с поличным. Я подумал, что дядюшкина боязливость проистекает, видимо, из нелюдимости, замкнутости. Кто знает, быть может, привыкнув ко мне, он переменится. Резкий голос прервал мои размышления:
- А что, давно твой отец умер?
- Три недели назад,- отвечал я.
- Скрытный был человек Александр. Все, бывало, молчал, елова из него не вытянешь. А что, обо мне он ничего не рассказывал?
- Поверьте, я только от вас узнал, что у него, оказывается, есть брат.
- Боже мой! - воскликнул Эбинизер.- А позволь спросить, о поместье он ничего не сказывал?
