– Да немного он выболтает.
– Ты… – Взгляд и без того узких глаз Григория Евсеевича прищурился. – Узнаю эту улыбку. Ты что-то уже придумала? Да-да.
– Наконец-то начал трезво мыслить.
Зиновьев положил широкую мягкую ладонь на круглое, обтянутое тканью женское колено.
– И что у тебя сейчас в голове?
Рука революционера слегка сжала коленку. Варвара Николаевна поморщилась.
– Перестань. Мне сейчас не до этого. Феликс прибудет завтра. Днем. Или ближе к вечеру. Расстрелять студента до его приезда мы не можем. Однако Канегиссер должен умереть. А посему ночью подсадим к нему «блатных».
– Каким образом? – быстро поинтересовался Зиновьев. – Убийца должен сидеть в одиночке.
– Ночью тюрьма будет переполнена. Сегодня, ближе к вечеру, состоится нападение на кооператив Военно-промышленного комитета…
– Что на Большой Московской? – уточнил Григорий Евсеевич.
– Он самый. Дом номер 13. Дадим возможность начать грабить. Всех повяжем. Произведем аресты. Заполним камеры. В том числе и ту, в которой Канегиссер. Ночью «блатные» устроят потасовку. Заточка в сердце – и все дела.
– Исполнитель есть?
– К тому часу будет.
– Ну ты и лярва… А что с тем? – Председатель Комитета революционной обороны Петрограда двусмысленно недоговорил. Но Яковлева его поняла.
– С этим проще. Расстреляют. Утром. Это мелочи. Меня сейчас волнуют Шматко и Фролов. – Женщина слегка облизнула кончиком язычка тонкую нить губ. – Предположим, Фролова завтра ранним утром отправлю с продотрядом по области. Там с ним разберутся. А вот Шматко…
– Шматко возьму на себя. Дай адрес, где он проживает.
Хозяин кабинета удовлетворенно потер ладони рук. Хоть обстоятельства складывались и не совсем так, как он рассчитывал, тем не менее главное сделано. А детали не в счет.
Яковлева почувствовала: любовник немного расслабился, ход его мыслей вернулся к началу встречи: взгляд вновь начал блуждать вокруг ее гибкого тела.
– Смотри, с огнем играешь, – хищно оскалила зубки Варвара Николаевна. – Держи себя в руках.
– А не боишься, что Феликс пронюхает о наших с тобой…
– Переживу. Я его таким не раз видела. Знаю, как успокоить.
– Но, но… – Зиновьев театрально прищурился, – я мужик ревнивый, не люблю, когда мою собственность без разрешения лапают.
– Феликс может сказать то же самое. Причем с правом первенства. – Варвара Николаевна спрятала зубки, сбросила мужскую руку с колена, поднялась, слегка выгнувшись так, чтобы ткань натянулась на груди. – К тому же, если бы не он, видел бы ты меня в Питере. Сидела бы сейчас в Москве, безвылазно. А ты тут. И письма… Тоскливо…
