– Но кое-что всё-таки сделать надо, – деловито заговорил Славик. – Сане же придётся как-то объясняться с родителями, где был, почему не шёл домой… и ещё про эту эсэмэску… наверное, захотят посмотреть на телефоне, с какого она номера. Поэтому давайте… какой там был текст, помнишь?
– «Есть информация насчёт брата. Смотри в почтовом ящике», – продекламировал Саня, точно отвечая стих на литературе. Лермонтова можно и подзабыть, а такое – не забывается.
– Ага, – сосредоточенно произнёс Славик. – Вот. Готово! Это у тебя уже в мобильнике. С номера +0-000-0000000. Можешь убедиться.
– Довольно сложное волшебство, – пояснил Лёша. – Из наших, ладоневских, только Серёга такое умеет. Вот стереть всё с телефона, или завесить его, или аккумулятор разрядить-зарядить – это просто, это все могут.
– Ну так у нас в «Сове» я связной, – усмехнулся Славик. – Мне всякое такое волшебство с электроникой легко даётся. А вот с людьми хуже…
– Осталось только основную версию сочинить, – напомнила Аня. – Я предлагаю вот что…
Дома он появился без четверти двенадцать, голодный и озябший – с наступлением темноты вся жара куда-то улетучилась, и город будто провалился во времени на месяц назад… если не на все полтора. Открыл дверь, скинул кроссовки, влез в тапки. Свет горел только на кухне, и он, морально готовясь к самому худшему, прошёл туда.
Папа сидел, спиной упираясь в холодильник и положив локти на стол (с этой вредной Лаптевской привычкой мама постоянно боролась). Был он сейчас в армейском тельнике и спортивных брюках, волосы разлохмачены, а на тыльных сторонах ладоней вздулись вены. Но лицо – не серо-стальное, а обычного, человеческого цвета.
– Явился всё же! – поднял он голову, и Саня понял, что папа, кажется, немножко пьяный. Такое случалось нечасто, и, по его выражению, «исключительно для снятия стресса». На столе не было ни бутылки, ни стакана, и вообще ничего, кроме протёртой клеёнки, не было, но этот чрезмерный блеск глаз, эти движения – слишком резкие, этот голос – глуше, чем обычно…
– Ага! – подтвердил Саня и уселся напротив. – А ты сомневался, что ли? Думал, меня мутанты сожрали, да?
– Ну, рассказывай уже, где был, что видел, как провёл время… – папа выпрямился, стёр ладонью с левой щеки что-то невидимое. – Я же всё-таки каким-то краем твой отец, мне не фиолетово, где старший сын весь день шатался.
Саня напрягся. Когда у папы проскакивали словечки его молодости – «фиолетово», «сдрейфил», «гнилой базар» – это было верным признаком надвигающейся бури. Обычно-то он держал себя в руках, причём держал всего себя, и в первую очередь – язык.
