Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, Санька стал рассматривать Старую Елань. Взгляд то и дело натыкался на постройки, которые появились в его отсутствие. Вдоль реки шел ряд новых, сложенных из бруса, домов. На месте старого магазина стоял новый – бетонный. Смотрел он на площадь широкими стеклянными глазами. Напротив все так же стояла белая церквушка, вокруг которой, как на оси, сидело все село.
Подлетая к Старой Елани, Санька, прежде всего, разыскал именно ее. Дед говорил, что раньше Старая Елань была центром всей волости. Но когда в конце прошлого века чуть стороной проложили Транссибирскую магистраль, село остановилось в росте, дорога, как насос, выкачала народ.
«Хорошо, что Адам Устинович не перенес правление на станцию, а то бы конец Старой Елани», – хвалил он Шипицына.
Раньше Старой Елани не везло на председателей, сменялись они каждый год, как тренеры футбольной команды, а дела шли все хуже и хуже. Еще немного – и поразбежались бы староеланцы по другим колхозам. Дошло до того, что должность председателя стала наказанием, никто не соглашался на нее. Шипицын согласился. Он и тут не изменил себе, взял круто, как привык на фронте. Рассказывали: в первый же день, когда его избрали председателем колхоза, предложил Шипицын привести в порядок поселок: проложить тротуары, починить заборы, покрасить ставни. И поставил условие: не выпускать без присмотра скотину со двора.
– Смотрите, кто нарушит, приму самые строгие меры, увижу – пристрелю на месте, – пообещал он.
Колхозники посмеялись: чудит председатель, но предложение поддержали. Через неделю смотрит председатель: неподалеку от клуба возле памятника погибшим односельчанам свиньи пасутся, чешутся боками о штакетник. Шипицын не поленился, сбегал домой за ружьем и всадил заряд дроби в поросенка.
– Уголовника выбрали, – орала хозяйка поросенка. – Так, глядишь, и по нам стрелять начнет. Жаловаться надо!
Но с той поры все поняли: Шипицын слов на ветер не бросает. Ругали его по-за глаза, костерили, называли самодуром, но на очередном собрании избирали вновь.
Многое Санька забыл, а вот это помнил.
Открыв дверь в кабинет председателя, Санька как бы приоткрыл дверь и в свое детство. Он вдруг разом вспомнил: раньше все разговоры в доме начинались и заканчивались Шипицыным. Где-то там, в районе и еще дальше, была власть и законодательная, и исполнительная, здесь же, в Старой Елани, он был и тем и другим в одном лице.
Неподалеку от правления под забором в тени, высунув языки, лежали собаки и лениво смотрели на прыгающих около крыльца воробьев. То знаменитое распоряжение о скотине почему-то не распространялось на собак. Санька хорошо помнил: староеланские собаки славились не меньше председателя, вреднее их не было собак в округе, они без промаха узнавали чужих и не давали прохода. Вот и сейчас с каким-то угрюмым любопытством они нет-нет, да и поглядывали на него, казалось, узнали, что он приезжий, и ждут минуты, когда он спустится с крыльца.
