Открыв дверку, он шагнул в оградку, присел на корточки и утонул в густой траве. Беззвучно шевеля губами, дед стал рвать траву. Ветер шевелил его седенькие редкие волосы.
Где-то наверху шумели листья, от дерева к дереву тянулась легкая серебристая паутина. Среди могил густо рос чистотел, тысячелистник, пырей. По дорожкам, между оградок, бегали бурундуки. Увидев людей, останавливались, смешно задрав вверх пушистые, похожие на лопатку хвосты, ныряли в траву. Откуда-то прилетела сорока, пронзительно и резко крикнула раз-другой, словно хотела напугать, но, испугавшись чего-то сама, замельтешила, заметалась меж деревьев и улетела.
Клавдия Михайловна раскрыла сумку, достала припасенную заранее водку, колбасу, яйца, блины и разложила все на столике. Налила в маленькие граненые стаканчики. Все подходили, поминали и отходили в сторону.
Говорили громко, и каждый про себя, наверное, думал: разве может что-то случиться, когда еще жив дед?
Домой вернулись под заход солнца. Пока женщины собирали на стол, мужчины ушли покурить во двор.
С крыльца Саньке хорошо был виден стоящий в углу сада дом, в котором прошло его детство. Крытый драньем, он как бобыль выглядывал из кустов, смотрел исподлобья темными в решеточку окнами. Казалось, он печалится, что мало ему досталось держать в себе шум и смех. И непонятно от чего Санька чувствовал свою вину перед ним. Сначала он еще хотел спуститься и посидеть на крылечке, как сидел когда-то, но не смог перешагнуть что-то в себе, стоял и с грустью смотрел на то, что когда-то было его детством. Вдоль забора, точно в очередь, стояла поленница дров. На станции в основном топили углем, дед же предпочитал дровами – дух от них здоровый, говорил он. Березовые, цвета топленого молока, чурки лежали ровно, одна к другой. Коровы хоть и не было, а сено по привычке дед продолжал косить. В самой низине у заплота на выкошенной поляне стояли две веселых копны. Сразу же за огородом – кусты черемухи, зеленая мягкая пряжа ее зависала над покосившимся забором и служила как бы прокладкой между огородом и тайгой. Дальше, за рекой, надув зеленую грудь, развернув плечи, нависал Аракчей, темные макушки которого упирались в небо. Раньше Саньке всегда казалось, за ним находится другая страна. И лишь позже, походив с дедом на охоту, узнал: за Аракчеем идет Ченгилей, за ним еще какой-то безымянный хребет, и так до гольцов. «Плохо, конечно, что загадочные страны существуют только в воображении, – думал он, – а желания, исполнившись, умирают».
