- Вы дядю моего, Николая Степаныча, знавали? - спрашивает он как бы случайно.
Священник поднимает на него глаза и бороду.
- Нет-с! - отвечал он с убийственным равнодушием.
- Храбрый был генерал, храбрый!..
Священник продолжает молчать.
- Я, собственно, служил в кавалерии! - говорил Хариков.
Он, собственно, служил офицером в комиссариате.
- И под Глагау, господи!.. Двинули нас сбить неприятельскую позицию по правую, этак, сторону от города... Пошли мы сначала на рысях, палаши наголо... Глядим, пехота - раз, два - выстроились в каре. Вы знаете, что такое каре?
- Нет-с! - отвечал и на это священник и, вытянув из бороды два волоска, начал внимательно их рассматривать.
- Отличная штука! Четырехугольник из людей - ни больше, ни меньше; штыки вперед, задняя шеренга: "Пиф! паф!" - совершенная щетина, с пульками только, которые летают около вас, как шмели, никакая кавалерия не возьмет надо сразу... Командир наш командует: "Марш назад!" - потом: "Налево кругом, марш, марш!" Летим!.. Мне как-то, - уж это именно бог! - между двух ружей удалось проскакать. Тут стоит только одному прорваться, и, конечно: весь полк за мной. Направо саблей!.. Налево саблей!.. Лошади ногами топчут!
Евграф Петрович стал было даже своими маленькими ручками и ножками представлять все это в лицах и особенно живо, как лошади топчут неприятеля ногами; но в это время вошел покойный отец, по обыкновению мрачный и суровый, и сел тут же в зале.
- Что это он тебе расписывает? - спросил он священника, указывая глазами на Евграфа Петровича.
- Про войну рассказывает-с, - отвечал тот.
- Про дело при Глагау припоминаю, - подхватил Хариков.
Он знал, что в присутствии отца продолжать разговор в прежнем тоне ему не было никакой возможности, но и замолчать сразу было неловко: он решился выбрать средину.
- В тот день, - продолжал он далеко уже не с такой самоуверенностью, послали меня с известием...
- К кому? - перебил его отец каким-то бесстрастным голосом.
- Не помню к кому... - почти пискнул Евграф Петрович.
- О чем?
- Кажется, что, сколько теперь помню, что... Витгенштейн наступает или отступает...
- А!.. - протянул отец.
- Только поехал я с... Лошадь у меня была отличная, - продолжал Хариков, голос его заметно дрожал, - только вдруг, вижу я, от неприятельского авангарда отделился польский уланчик и за мной... Я как бы дальше от него, а он ко мне все ближе; вижу, и копьецо от меня недалеко - я хвать из седла пистолет; бац - осечка! Копьецо уж и гораздо ближе ко мне: я другой раз бац - осечка! Копьецо уж почти у хвоста моей лошади... делать нечего, перекрестился (Евграф Петрович закусил при этом злобно губы), перехватил пистолет дулом в руку и пустил его на волю божию и прямо угадал молодцу в висок... закачался он на седле - и головку закинул назад.
