Русские лгуны | страница 30
- Какое, - говорит, - было в селенье происшествие?
- Никакого, - говорит, - ваше благородие!
- Как никакого? Ах ты, - говорит, - земская полиция! - Трах его по зубам.
К другому сотскому - тот этак из рыжих, плутоватый случился.
- Какое? - говорит.
- Было, ваше благородие, Иван Петров там у Николая Михайлова, что ли, петуха зарезал!
- Позвать, - говорит, - Николая Михайлова!
Приходит мужик.
- Здравствуйте, - говорит, - батюшка!
- Здравствуй, - говорит, - братец; все ли у тебя в доме благополучно?
- Все, батюшка, кажись, слава богу.
- Погляди-ка на образ!
Смотрит мужик.
- И не совестно тебе и не стыдно? Не отворачивай глаз-то, нечего!..
- Да что мне, сударь, отворачивать!
- Как что, а черный-то петух где?
Мужик, знаете, и рассмеялся.
- Подлец Ванька, - говорит, - надругатель, зарезал!
- А объявил ты о том земской полиции?
- Что, сударь-с, - говорит, - объявлять!..
- Как что?.. У тебя сына зарежут, ты скажешь: что объявлять!..
- Батюшка! - говорит мужик удивленный. - Разве сын и петух все одно и то же?
- Одно и то же! Прочтите, - говорит он это писарю уж своему, - статью, где сказано, что совершивший преступление и покрывший его подвергаются равному наказанию!
Прочитали мужику; стоит он разиня рот. Сотские между тем шепчут ему:
- Видишь, - говорят, - сердит приехал; поклонись ему червонцем!
Поклонился мужик - освободили.
- Ну, теперь, - говорят, - убийцу давайте.
Приводят мужика; бойкий такой был, и прямо к руке господина станового.
- Прочь! - крикнул тот на него. - От тебя, - говорит, - кровью пахнет!
Отошел мужик.
- Как, - говорит, - ты смеешь производить дневной грабеж с разбоем?
- Я, - говорит, - сударь, никого не грабил!
- Как никого? А петух Николая Михайлова где?
- Николая Михайлова петуху, - говорит мужик, - я завсегда голову сверну - он у меня все подсолнечники перепортил!
- Ну так, - говорит ему Карпенко, возвысив уже голос, - я тебе прежде голову сверну. Эй! Колодки!
Струсил и тот парень; сотские и ему шепчут:
- Видишь, - говорят, - сердит; поклонись красненькой!
Стал мужик кланяться, так еще не берет господин становой. Он в ноги ему повалился: "Возьми, батюшко, только!" Принял.
Я после услыхал это; приезжаю, спрашиваю мужиков:
- За что, - говорю, - дураки, вы деньги ему давали?
- Да что, батюшка, - говорят, - сами видим, что одно только его надругательство над нами было, только то, что горячиться он очень изволил, как бы и настоящее дело шло... Думаешь: прах его возьми, лучше отступиться!