Дело в том, что этот улыбчивый, общительный, разбитной парень именно им, ближайшим соседям, сразу по приезде всё рассказал о своих родителях – там не было никаких семейных тайн. Когда Гутман фактически отреклась от него, потрясённый, подавленный этим предательством, Игорь пришёл к Третьяковым, чтобы снять тяжесть с души, выплакать обиду. Больше никто, считал он, не принял бы его исповедь. Игорь знал о той борьбе за справедливость, что затеяла Степанида Мелентьевна, и сочувствовал детдомовцам. Когда 7 «А», в котором он учился, сорвал урок в знак протеста против очередного постного завтрака без хлеба и масла, сын Аделаиды Иосифовны из солидарности бузотёрил вместе со своими одноклассниками. За этот бунт им снизили на один балл оценки по поведению в конце второй четверти, причём на педсовете, где обычно решают такие вопросы, Аделя, рисуясь своею принципиальностью, заявила, что Березин заслуживает не меньшего, а большего наказания, чем все прочие.
На этом предновогоднем педсовете Хрунько, стуча кулаком по столу, вопил:
– Кое-кто в нашем здоровом коллективе воду мутит, пытается расколоть его на враждующие группировки, собирает на меня компромат! Так вот, пусть знают эти товарищи, что я не боюсь их козней, я твердо стою, и пусть они умерят свой пыл. Всё равно им не удастся свалить меня!
У Алексея Ивановича в 6 «Б» классе учился Павел Гордеев, родной брат Тани из 4 «А», сутуловатый шкет, лицо заострённое книзу, желудёвые глаза большие, быстрые, глянул – и спрятал их. Во время зимних каникул он вечером, в темноте, чтобы никто его не увидел, пришёл к Третьяковым и сообщил, что опять почти каждодневно урезают норму хлеба, масла, сахара. Расчёт воров был прост: занятий в школе нет, значит, неугомонная Третьякова об их проделках узнает слишком поздно.
Степанида Мелентьевна усадила мальчика за стол, стала потчевать. Вдруг послышались чьи-то шаги на крыльце.
– Прячься за печь! – скомандовала она Гордееву.
Тот быстро юркнул туда, но проём между краем перегородки и печью был так широк, что из кухни глазастый человек мог высмотреть, кто находится во второй половине квартиры, потому-то сметливый парень для верности залёз под кровать, что стояла в переднем углу.
А между тем незваный гость миновал сени и уже стучал в дверь.
– Да-да, можно! Войдите! – крикнула Степанида Мелентьевна, убирая со стола стакан с недопитым чаем. Спрятать же хлеб, масло и конфеты-подушечки она не успела.
То была Аделаида Иосифовна, значит, меры предосторожности оказались не напрасными. Третьяковы не сомневались в том, что Гутман, предательница по натуре, добровольная осведомительница Хрунько, а та, конечно же, догадывалась, что Третьяковы опасаются её. Однако до открытого разрыва не дошло, они продолжали делать вид, что дружат по-соседски и им приятно общаться.
