Среди этих нищих бомжей, пытавшихся сделать Стену Плача своим домом, долгое время обретался и высокий, подтянутый мужчина с длиной бородой и пейсами, казалось, сошедший с какой-то иллюстрации к Библии – именно так обычно художники представляют себе еврейских пророков. Его глаза светились не только острым умом, но и тем особым светом духовности, который обычно отличает больших знатоков Торы.
Когда полицейские потребовали, чтобы он оставил Стену и нашел себе другое место для ночлега, этот мужчина только покачал головой.
– Я не могу этого сделать, – сказал он, – так как я дал обет жить на подаяние у Стены Плача до тех пор, пока Бог не пошлет мне знак, что Он простил меня.
– И что это должен быть за знак? – заинтересовался полицейский.
– О, для того, чтобы понять это, нужно рассказать всю историю моей жизни, – усмехнулся мужчина. – Как вы, наверное, догадались по акценту, я родом из Соединенных Штатов. Родился я в обычной еврейской семье – не то чтобы очень богатой, но достаточно зажиточной. После того, как я окончил школу, я поступил в Гарвардский университет, и там познакомился с моей будущей женой. Она не была еврейкой, но для меня тогда это не имело никакого значения. Однако неожиданно выяснилось, что родителей мой выбор привел в ужас. Отец заперся со мной в своем кабинете и долго говорил о том, что, вступая в брак с нееврейкой, я отрекаюсь от своей семьи и своего народа, и он мне этого никогда не простит. “Я бы согласился еще подумать, если бы твоя девушка прошла гиюр[55], – сказал отец. – В конце концов, прабабкой царя Давида была моавитянка Рут[56]. Но если ты женишься на нееврейке, то знай, что я тебе больше не отец и ты никогда не переступишь порог нашего дома!”.
Признаюсь, этот разговор поверг меня в недоумение. Я никогда не думал, что отец придерживается столь крайних националистических взглядов, он мне всегда казался либеральным, свободно мыслящим, лишенным предрассудков человеком. И вдруг – такая средневековая дикость! Но и моя мать, как выяснилось, придерживалась тех же взглядов. “Отец прав – ты лишил нас еврейских внуков. Эта женщина не должна переступить порог нашего дома, – сказала она. – Но знай, что я все равно буду любить тебя!”.
Однако эта позиция родителей отнюдь не побудила меня отказаться от моих планов. Я любил свою будущую жену, и мне было все равно, еврейка она или нет. Предлагать ей пройти гиюр, было бессмысленно и нечестно – ведь она была убежденной атеисткой и не требовала, чтобы я крестился.
