- Что ж, объяснилось, что это такое? - спросил он.
- Объяснилось! - отвечала Домна Осиповна и утерла платком свои запекшиеся губы.
- Он надолго приехал?
- Да.
Бегушев, по обыкновению, побагровел в лице.
- С какой же целью?
- С целью, что... - начала Домна Осиповна, овладев несколько собой. - Я тебе говорила, кажется, что у мужа есть дед-сибиряк, богач?
- Говорила.
- Он там через кого-то узнал, что муж не живет со мной... Вдруг пишет ему, что он лишит его наследства пяти миллионов, если он не сойдется со мной.
- Да, вот какая причина!..
И Бегушев сердито постучал ногою.
- Причина очень важная, - произнесла с грустной усмешкой Домна Осиповна.
- Для кого как! - подхватил Бегушев.
- Мужа так это поразило, он умоляет теперь меня, чтобы я позволила ему это сделать! - продолжала Домна Осиповна.
Бегушев еще больше побагровел.
- И вы позволили ему? - спросил он.
- Я не сочла себя вправе не позволить, - отвечала Домна Осиповна.
Она была велика в эти минуты по степени той борьбы, которую переживала внутри, и той власти, какую обнаруживала над собой.
Бегушев провел рукой по своей довольно еще густой гриве волос.
- Наши отношения поэтому должны быть кончены? - спросил он с дрожанием в голосе.
- Зачем же кончены? - спросила с кроткой усмешкой Домна Осиповна. - Я схожусь с мужем для виду только; мы будем только жить с ним под одной кровлей... Я даже ему сказала, что люблю тебя!
Бегушев при этом поглядел ей пристально в лицо.
- Главное, - снова продолжала она, - что я мужу всем обязана: он взял меня из грязи, из ничтожества; все, что я имею теперь, он сделал; чувство благодарности, которое даже животные имеют, заставляет меня не лишать его пяти миллионов наследства, тем более, что у него своего теперь ничего нет, кроме как на руках женщина, которую он любит... Будь я мужчина, я бы возненавидела такую женщину, которая бы на моем месте так жестоко отнеслась к человеку, когда-то близкому к ней.
Бегушев понимал, что в словах Домны Осиповны была, пожалуй, большая доля правды, только правда эта была из какого-то совершенно иного мира, ему чуждого, и при этом почему-то, неведомо для него самого, пронесся перед ним образ Натальи Сергеевны. Бегушев припомнил, как она приехала к нему на гауптвахту, когда он содержался там за дуэль с ее мужем, припомнил, как она жила с ним в лагере на Кавказе и питалась одними сухарями с водой. От окончательно прилившей крови к голове Бегушев встал и начал ходить по комнате. Домна Осиповна ожидала, что сейчас вот разразится над ней буря, и трепетала всеми нервами; но Бегушев только сел на довольно отдаленное кресло и понурил голову. Домна Осиповна видела, что он сильно страдает.
