- Разыскали? - спросил Тюменев безжалостным и грубым тоном.
- Да!
- В Петербурге она?
- Нет!.. Уехала!
- Одна?
- С этим чиновничком, Мильшинским.
- Куда?
- Не знаю.
- Прелестнейшая женщина!.. Превосходная!.. - говорил Тюменев. Гнев снова воскрес в его душе.
Граф Хвостиков ничего уж не говорил на этот раз в защиту дочери.
Тюменев после того отнесся к Бегушеву:
- Значит, мы в одно время уедем из Петербурга: ты покатишь в Москву, а я за границу!
Слова эти граф Хвостиков прослушал, как бы приговоренный к смертной казни, и когда Бегушев взялся за шляпу, чтобы уезжать, он, с заметным усилием над собой, подошел к нему и робко спросил его:
- Не довезете ли вы меня, Александр Иванович, до Петербурга?.. Мне надобно там сделать распоряжение об оставленном по разным местам гардеробе дочери!
Тот, конечно, не отказал ему. При прощанье Тюменев с Бегушевым нежно расцеловался, а графу протянул только руку и даже не сказал ему: "До свиданья!" По отъезде их он немедленно ушел в свой кабинет и стал внимательно разбирать свои бумаги и вещи: "прямолинейность" и плотный мозг Ефима Федоровича совершенно уже восторжествовали над всеми ощущениями. Граф Хвостиков, едучи в это время с Бегушевым, опять принялся плакать.
- Перестаньте! Что за малодушие! - сказал тот не без досады.
- Но вы поймите мое положение, - начал граф. - Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот что!.. - И Хвостиков постучал при этом по железной пластинке коляски. - Я вполне понимаю дочь мою, что она оставила его, и не укоряю ее нисколько за то; однако что же мне с собой осталось делать?.. Приехать вот с вами в Петербург и прямо в Неву!
Бегушеву сделалось жаль его.
- Зачем же в Неву?.. Поезжайте лучше со мной в Москву и поживите у меня!.. - проговорил он.
- Неужели?.. Нет... Не может быть!.. - воскликнул граф, и у него голос даже захлебывался от радости.
- Только вы на меня не претендуйте, я сам тоже старик и капризен! прибавил ему Бегушев.
- Ах, боже мой!.. Мне быть на вас в претензии за все ваши благодеяния, когда все меня кинули, все!..
И слезы, как их ни старался удержать граф, снова заискрились на его глазах, и он только старался поскорее их смигнуть, чтобы не сердить ими Бегушева. Собственно, под распоряжением по гардеробу дочери Хвостиков разумел то, что, собрав оставленные ею вещи и платья в городской квартире Тюменева, продал их за бесценок!
