- Вероятно, ему самому хотелось вазы, - заметил один господин.
- Должно быть! - отвечал разговаривающий с ним. - Горяч - косой заяц, прибавил он.
Перед ужином, как водится, была подана водка. Лакей поднес ее, между прочим, и к Рымову. Комик смотрел несколько времени на судок с нерешительностию; наконец, проворно налил себе самую большую рюмку и залпом выпил ее. Сели за стол. Рымов очутился против Никона Семеныча. Ужин до половины шел как следует и был довольно молчалив. Хозяин первый заговорил во всеуслышание:
- Я думаю написать и напечатать о нашем спектакле подробный критический разбор. Это необходимо: мне по преимуществу хочется это сделать для вас, Виктор Павлыч! Я полагаю, что после моей статьи вас непременно вызовут на столичную сцену, потому что я прямо напишу, что у нас есть европейский талант, которому необходимо дать ход.
Но Виктор Павлыч на эти лестные слова хозяина не обратил должного внимания, а занят был в это время довольно странным делом: он беспрестанно пил мадеру и выпил уже целую бутылку. Хозяин заметил, переглянулся с Юлием Карлычем, который очень сконфузился.
- Вдруг мы слышим, - продолжал Аполлос Михайлыч, снова обращаясь к комику, - что наш господин Рымов дебютировал и что аплодисментам не было конца. Недурно бы было, а?
- На шутовские роли и без того там много, - проговорил вполголоса трагик.
- На какие шутовские роли? - заговорил вдруг Рымов, обращаясь к нему.
Лицо комика уже совершенно изменилось: он был красен, и глаза его налились кровью.
- На ваши роли, - отвечал Никон Семеныч, не поднимая головы.
Комик посмотрел на него свирепо.
- Вы, что ли, играете нешутовские? - произнес он, доставая себе, новую бутылку мадеры.
- Пейте лучше мадеру, - сказал насмешливо трагик.
- Конечно, выпью-с, - ответил комик и, налив себе стакан, вдруг встал. - За здоровье нашего бездарного трагика, - произнес он и залпом выпил.
Аполлос Михайлыч побледнел, некоторые фыркнули. Трагик вскочил.
- Милостивый государь! - проговорил он, сжимая столовый нож в руке.
Комик откинулся на задок стула.
- Испугать меня хотите своим тупым ножом. Махай, махай, великий Тальма, мечом кардонным! - продекламировал Рымов и захохотал.
- Виктор Павлыч, сделайте милость, что вы такое позволяете себе говорить, - заговорил наконец хозяин. - Никон Семеныч, будьте хоть вы благоразумны, - отнесся он к трагику.
Никон Семеныч пришел несколько в себя и сел. Но Виктор Павлыч не унимался. Он еще выпил стакан и продолжал как бы сам с собою рассуждать:
