- Так, что-то грустно... Что моя жизнь? Хожу, ем, сплю и больше ничего.
- От вас зависит...
Матрена Матвевна усмехнулась.
- Отчего ж от меня?
- Вы не любите стариков.
- Напротив, я только и люблю мужчин пожилых лет.
- Приезжайте-ка к нам обедать.
- Обедать?.. Хорошо.
Дилетаев начал прощаться. Хозяйка подала ему свою белую и полную ручку, которую тот поцеловал и, расшаркавшись, вышел молодцом. Отсюда он завернул к Никону Семенычу, которого застал в довольно странном костюме, а именно: в пунцовых шелковых шальварах, в полурасстегнутой сорочке и в какой-то греческой шапочке. На талии был обернут, несколько раз, яхонтового цвета широкий кушак, за которым был заткнут кинжал. При входе Аполлоса Михайлыча он что-то декламировал.
- Разбойник! Совершенный разбойник! - проговорил тот.
- Я всю ночь все обдумывал: надобно большое искусство, чтобы вышло что-нибудь эффектное, - говорил хозяин, протягивая руку.
- А костюм-то разве не эффектен? Да вы, мой милый, поразите всех одною наружностию.
- Мне хочется кое-что к поэме прибавить.
- Прибавляйте, пожалуй.
- Именно, прибавить в том месте, где говорится:
Бывало, в ночь глухую
Заложим тройку удалую,
Поем, и свищем, и стрелой
Летим над снежной глубиной.
Я переделал так:
Бывало, в ночь глухую,
Тая в груди отвагу злую,
Летим на тройке вороных,
Потешно сердцу удалых!
Мы, мразный ветр в себя вдыхая,
О прошлом вовсе забывая,
Поем, и свищем, и стрелой
Летим над снежной глубиной.
Это будет сильнее.
- Чудесно! Право, чудесно!.. Какого, батюшка, сейчас актера достал я, чудо! Приезжайте обедать.
- Не знаю, поутру можно ли. Я думаю много переменить в пиесе.
- Ну, хоть вечером.
- Вечером буду.
Аполлос Михайлыч завернул также и к судье и здесь было получил неприятное известие: Осип Касьяны решительно отказывался играть, говоря, что он совершенно неспособен и даже в театре во всю свою жизнь только два раза был; но Дилетаев и слышать не хотел.
- Что вы там, почтеннейший Осип Касьяныч, ни говорите, как вы ни отказывайтесь, мы вам не поверим: вы будете играть и прекрасно сыграете, потому что вы человек умный, это знают все, и сегодняшний вечер пожалуйте ко мне.
У судьи вытянулось лицо.
- Хоть на сегодняшний вечер увольте меня, Аполлос Михайлыч, проговорил он, - право, я даже все мои обязанности нарушаю с этим театром.
- Вы ваших обязанностей никогда не нарушали, - этого никто о вас не смеет и подумать, - решил Дилетаев и, снова попросив хозяина не расстраивать отказом общее дело, уехал.
