Если обратиться к отечественной культуре, то в русском языке греческое слово «кратос» традиционно переводится не как «право», а как «власть». Следовательно, существует и русское слово-калька «демократии» – «народовластие» (с тем же смыслом: «народоправие», ибо «властвовать» и «править» в русском языке – синонимы).
Так, в одном из первых русских толковых словарей, «Словаре живого великорусского языка» В. И. Даля говорится: «Демократия, ж. греч. народное правленье; народодержавие, народовластие, мироуправство; противопост. самодержавие, единодержавие или аристократия, боярщина и пр.» Сходное определение можно обнаружить и в авторитетном «Словаре Брокгауза и Ефрона»: «Демократия, греч., народовластие, государственная форма, в которой верховная власть принадлежит всему народу». Наконец, в Большой Советской Энциклопедии соответствующая статья начинается так: «Демократия (греч. demokratía, буквально – народовластие, от demos – народ и krátos – власть), форма политической организации общества, основанная на признании народа в качестве источника власти, на его праве участвовать в решении государственных дел и наделении граждан достаточно широким кругом прав и свобод».
Понимая «демократию» как «власть народа», осуществляемую тем или иным конкретным исторически и культурно сложившимся способом, мы можем и должны вначале абстрагироваться от этих способов, чтобы решить более общую и отчасти даже философскую проблему: проблему субъекта и объекта власти. Если субъектом власти является народ в своей целостности, то возникает вопрос: над кем, над каким иным объектом осуществляет этот народ свою власть? Данный вопрос и является фундаментальным парадоксом демократии.
Обычный ответ современной политологии как теории и современной политики как практики гласит, что народ, будучи несомненным субъектом власти, осуществляет данную власть над самим собой, выступая одновременно и объектом власти. Однако единство субъекта и объекта, данное каждому из нас в непосредственном ощущении своего собственного бытия, вряд ли применимо к такой системной целостности, как народ. В противном случае институты публичной власти при демократии были бы принципиально излишними, а любой властный акт мог осуществляться одномоментным и прямым действием – аналогично тому, как человек управляет своим телом. Однако подобная система власти, получившая название «прямой демократии», на деле не наблюдается ни в одном из известных человеческих сообществ и остается не более чем утопией.
