На политической поверхности, после 2010 года, особое внимание уделяется конфессионально-сектантской фрагментации: между шиитами и суннитами, между умеренными и экстремистскими суннитскими группировками и т. д. Однако почему-то практически не задается вопрос: а почему именно в последние годы эта конфронтация приобрела такой размах и такие масштабы с десятками и сотнями тысяч зверских убийств? Почему внутриисламское противостояние не проявлялось так остро, например, еще двадцать или тридцать лет назад?
Резко обострившееся, кровавое конфессионально-сектантское противостояние стало следствием и проявлением множества более глубинных геополитических, классовых, экономических, идеологических, клановых противоречий, которые постепенно вызревали на протяжении последних десятилетий.
Например, курды – один из наиболее многочисленных мусульманских народов. Свыше 90 % курдов – формальные сунниты. Но говорить о каком-либо, даже относительном единстве курдского народа в принципе нельзя. Глубокие социально-классовые изменения внутри курдского населения в Сирии, Турции, Ираке, Иране приводят к тому, что значительная часть курдской буржуазии придерживается всё более секуляристского образа жизни. В то же время значительная часть обездоленной курдской молодежи в той же Турции выбирает иной путь, присоединяясь к «Исламскому государству».
Важной предпосылкой обострения глубокого духовного раскола в глобальном исламском сообществе становятся обостряющиеся идеологические противоречия. Практически все мировоззренческие доктрины, которые в течение последних шести или семи десятилетий, так или иначе, определяли идеологическую панораму в Исламском мире: панарабизм, «евроислам», баасизм, арабский социализм, национальный корпоративизм, и т. д., – к первому десятилетию нового века в той или иной мере исчерпали себя или окончательно одряхлели.
Всё более заметный идеологический вакуум, с одной стороны, стал заполняться традиционными племенными, родовыми и клановыми представлениями, традициями и «картинами мира», а, с другой стороны, привёл к подъёму политического Ислама, выходу на авансцену исламского политического проекта, постепенной политической радикализации многих мусульманских движений и организаций.
Определить численность сообществ, движений, джамаатов и т. д., так или иначе, относящихся собственно к Исламскому миру, – весьма непростая задача. Например, в Кувейте это, по некоторым оценкам, свыше 45-50 % всего населения; в Египте – около 35-40 %. В Великобритании, по некоторым оценкам, таких мусульман от 15 до 20 %. В России из примерно 25-миллионного мусульманского сообщества строго к Исламскому миру можно отнести в лучшем случае порядка 5–7%, то есть, приблизительно 1,3–1,5 миллиона мусульман. Остальные – это весьма широкий спектр квазимусульманских групп и сообществ.
