. «Они, — писал другой наблюдатель, — прибывали со всех четырех сторон, чтобы убирать пшеницу по мере ее созревания от южной границы Оклахомы до северных границ Дакот и Миннесоты. Они появлялись целыми толпами. Сонные маленькие поселки в центре желтеющих пшеничных полей вдруг просыпались, так как нужно было предоставить временный кров рабочим, высадившимся из товарных вагонов или прибывшим пешком»
[83]. Если городок уже был переполнен рабочими, власти окружали вновь прибывшие партии и выгоняли их на дорогу. «Двигайтесь дальше — вот приказ, отданный полицией, когда поезда начали привозить толпы рабочих в город», — так гласит циничный газетный заголовок того времени
[84]. Наем на работу, происходивший в городах в период сезона, обычно проводился на улице: фермер сидел в своем фургоне, прибывшие рабочие — на обочинах тротуаров или около домов главной улицы. Обе стороны находились примерно в равном положении, ибо фермеры все еще оставались фермерами в старом смысле этого слова. Взаимоотношения между предпринимателями и рабочими носили личный характер, предприниматели еще не были организованы и не противостояли рабочим единым фронтом. По мере того как фермеры набирали необходимое им число рабочих (обычно одному фермеру требовалось не более 8–10 человек), рабочие развозились по району, и шум в городке постепенно стихал.
Необходимо отметить, что эта миграция представляла собой во многих отношениях полную противоположность типичной современной миграции сельскохозяйственных рабочих. Мигранта, убиравшего пшеницу, не презирали. На рабочие руки существовал большой спрос. «Рыцарь товарного вагона» не расходовал деньги на переезды, и ему не приходилось тратить время и энергию на бесконечные починки старой, изношенной машины. За ним не следовала повсюду голодная семья. Хотя рабочие и были вынуждены поспешно передвигаться из района в район, для того чтобы «угнаться за урожаем», им удавалось находить себе работу в течение 2–3 месяцев. Все же условия, конечно, были далеко не идеальными. С. Лутер Фрай рассказал мне об одном оклахомском фермере, который в 1919 г. проработал во время сезона всего 69,5 часа, так как «ежедневно прибывали все новые и новые партии рабочих». За проработанные часы он получил в общей сложности 31 долл. 27 цент., а израсходовал за то же время на необходимые средства существования 20 долл.[85]. Но все же это было скорее исключение, чем правило. Обычно рабочие могли за сезон накопить «чистых» 200 долл., что для многих из них представляло изрядные деньги. Но еще более важно то, что у мелких фермеров, приезжавших на уборку пшеницы, был дом, куда они могли возвратиться после окончания сезона. Даже «хобо» могли обычно найти себе зимнюю работу на лесозаготовках, на шахтах или на строительстве где-нибудь на Западе. Но примерно к началу первой мировой войны эти «черные дрозды» начали ощущать на себе роковые последствия новых условий.
