— Да не мудрено, если в этой темноте они все друг друга перетопят, — сказал еще кто-то, и снова наступило молчание.
О'Кейли чувствовал, как его с каждой минутой все более одолевает странная дремота. Он попробовал было стряхнуть ее, но сознание замирало, сковываемое неодолимой силой.
«Я замерзаю», — подумал он, хотел было шевельнуться, позвать на помощь, но ни рук, ни ног у него больше не было, а из груди вырвался только невнятный стон, в котором он не узнал своего голоса.
Потом его охватил полный покой и безразличие ко всему окружающему. Была еще смутная мысль о близком конце, но она не пугала, как раньше, а связывалась с неодолимым желанием сна, которому он больше не мог противиться.
И все-таки ему суждено было проснуться. Кто-то тряс его изо всех сил за плечи, растирал чем-то холодным лицо, руки, ноги, переворачивал с боку на бок, точно куль с мукой.
О'Кейли открыл глаза и пробормотал что-то невнятное, протестуя против нарушения покоя.
Над ним нагнулось скуластое лицо Мойка с побелевшими оттопыренными ушами и огромным красным носом.
— Очнитесь, сэр, — твердил он продолжая растирать ноги О'Кейли: — все кончилось… Надо приниматься за дело.
О'Кейли повернул голову и зажмурился от целого потока солнечных лучей, врывавшихся через раскрытые двери вагона.
— Что кончилось? — спросил он, не отдавая еще себе отчета в случившемся…
— Все, сэр… Эта черная буря пронеслась мимо так же быстро, как и налетела.
— Черная буря? — О'Кейли вспомнил теперь все, что произошло с утра этого жуткого дня. — И мы с вами остались живы? — пробормотал он в недоумении — А другие?
— Не знаю, сэр. Но думаю, что многих мы не досчитаемся после сегодняшнего дня.
О'Кейли оглянулся на ворох меховой одежды, в котором копошились, стонали и двигались закутанные фигуры.
— Нет, сэр, не здесь, — сказал Мойк, качая головой — те, кому посчастливилось попасть сюда, остались живы, а вот там… — Он махнул рукой по направлению открытой двери.
О'Кейли дотащился до нее и выглянул наружу.
Далеко вокруг, насколько хватал глаз, лежала снежная мертвая пустыня, в которой не было заметно никакого признака жизни.
Полузасыпанные снегом, пушки так и остались с поднятыми кверху зевами, — как застал их момент катастрофы, кое-где на платформах можно было различить скорченные, безжизненные фигуры, также покрытые снежным саваном.
Сзади, где был когда-то рельсовый путь, торчали местами из-под снега поваленные бурей телеграфные столбы, опутанные проволокой, семафор с беспомощно поднятым крылом, и одиноким островом маячила водокачка. Все было мертво и неподвижно вокруг — от края и до края горизонта. О'Кейли вздрогнул. Ему показалось, что они остались одни в этой пустыне — одинокая кучка измученных людей.
