С этими словами Петр Сергеевич сел в машину, хлопнув дверью. Высунув в окно загорелый локоть, он добавил:
– На твоем месте я бы валил отсюда. Последний автобус через сорок минут. Иди окунись в море, бухани своего винца, а потом чеши на все четыре стороны. Это мой последний добрый совет, Таня.
Фыркнув, милицейский автомобиль неспешно покатился прочь. Санек, прикончивший «девятку», помахал ему рукой, и я скрипнул зубами.
Потом я поднялся на ноги, отряхивая джинсы. Забыв при этом, что моя ладонь перепачкана кровью, но было уже поздно – теперь не только футболка, но и джинсы были в багровых пятнах. Хорош гусар, в общем. Именно в таком виде я и мечтал весь год появиться перед любимой.
Я посмотрел в сторону магазина. Наверняка у тети Даши есть в продаже салфетки, а даже если и нет, уверен, она дала бы мне какую-нибудь тряпку. Однако, поразмыслив немного, я развернулся, решительно зашагав в сторону моря.
На хрен эти салфетки.
«…бухани винца, а потом чеши… Таня».
И тебя на хрен, Петр Сергеевич. Отсоси, старый мудозвон в погонах.
* * *
Пляж был практически пустынным, не считая двоих загорелых мальчишек, которые рыбачили возле причала. Да и кому тут быть-то? Прибой – вечно сонный поселок с диким пляжем, представлявшим собой узенькую полоску блеклого песка. Местные купаются в море редко, это я заметил еще два года назад, когда мы познакомились с Мариной. А туристов тут почти не бывает, разве что случайным проездом.
Я быстро окунулся в море, после чего предпринял попытку отстирать свои шмотки. Из этого ничего не вышло, но я не особенно расстроился. Кровь – штука въедливая. Если присохнет, ее даже специальными средствами фиг выведешь, это я уже хорошо знаю…
Но сейчас меня больше волновало нечто другое.
Оставив сушиться вещи на камнях, я направился к древнему причалу. Рыбачившие там мальчишки, заприметив меня, притихли. Оба худые, нескладные, с исцарапанными коленками. На тощих загорелых шейках болтались потускневшие нательные крестики.
– Привет, пацаны, – сказал я, дружелюбно улыбаясь.
– Здорово, – нерешительно поздоровался один из них.
– Чьи лодки те, знаете?
Я указал в сторону трех лодок, одна из которых была на суше, а две лениво покачивались на плаву, закрепленные цепями к столбу причала.
– Эта, что на берегу, разбита, – ответил паренек, сморщив веснушчатый нос. – Пробоина у ней здоровенная.
– Давно уже, – подтвердил его приятель, словно это имело какое-то значение. – Ничья она.
– А вон та, что побольше, – Игоря, – снова заговорил веснушчатый. – А вторая, мелкая, – дяди Паши. А что?
