- Это, - говорю, - Дмитрий Никитич, ты таким-то манером думаешь устраивать именье?
- Невозможно, - говорит, - дядюшка, при таком случае, как женитьба, о которой я вам говорил; не могу же я быть совершенно без денег.
- Послушай, - говорю, - Дмитрий Никитич, исполни ты хоть один раз в жизни мою просьбу и поверь, что сам за то после будешь благодарить: не закладывай ты именья, а лучше перевернись как-нибудь. Залог для хозяев, которые на занятые деньги покупают именья, благодетелен; но заложить и деньги прожить - это хомут, в котором, рано ли, поздно ли, ты затянешься. О тебе я не говорю: ты мужчина, проживешь как-нибудь; но я боюсь за мать твою, ты оставишь ее без куска хлеба.
- Помилуйте, дядюшка, неужели, - говорит, - я не понимаю священной обязанности сына!
- Верю, - говорю, - друг мой, что понимаешь, но скажу тебе откровенно, потому что желаю тебе добра и вижу в тебе сына моего родного брата, что ты еще молод, мотоват и ветрен.
- Очень грустно, дядюшка, слышать, что вы меня так понимаете, возражает он мне.
- Ну, мой милый, - говорю, - хоть сердись на меня, хоть нет; а я говорю, что думаю, и не буду тебе содействовать в залоге именья: делай помимо меня, а я умываю руки.
На эти слова мои он расшаркался и уехал. Впрочем, я, рассчитав, знаете, что скоро ему к отъезду, и как бы вроде того, чтоб заплатить визит, еду к ним. Подъезжаю и вижу, что дорожная повозка у крыльца уж стоит: укладываются; спрашиваю:
- Где барыня?
- В спальне у себя, не так здорова.
- А молодой барин?
- У них сидят-с.
Вхожу. Она сидит на постели, а он у окошка. Я чуть не вскрикнул: представьте себе, в какие-нибудь эти полтора года, которые я ее не видал, из этакой полной и крепкой еще женщины вижу худую, сморщенную, беззубую старушонку.
- Ах ты, боже мой, думаю, и все это сделалось от разлуки с Митенькой.
- Мать ты моя, - говорю, - сестрица, что это с тобой сделалось? Тебя узнать нельзя.
- Все больна, - говорит, - братец, это время была. Митенька-то мой, братец!
- Знаю, - говорю, - сестрица, мы с ним знакомы. Молодец у тебя сын; мы с женой не налюбовались им, как он был у нас, - говорю ей, чтобы потешить ее.
- Слава богу, - говорит, - батюшка!
А сама взглянула на образ и перекрестилась. Так что-то даже жалко сделалось ее в эту минуту.
- Едет уж, - говорит, - братец, а я здесь остаюсь, - проговорила, знаете, этаким плачевным голосом, да и в слезы.
- Что же, - говорю, - сестрица, делать! Сын не дочь, не может сидеть все при вас.
