– Идите сюда, садитесь поближе, – позвала Вероника с дивана. – А то там из окна дует.
– Где? – обрадовался он. – Давайте я починю. У вас есть плоскогубцы?
– Где-то должны быть, остались от отца, – с легким недовольством отозвалась она.
Он же обрадовался, что нашлось дело, что не нужно больше бояться тревожного молчания и этих ее взглядов, манящих, притягательных. Открытое окно впустило в комнату ночь, влажно запахло землей, осенней листвой, холодом. Вероника передернула плечами.
– Подержите вот здесь, пожалуйста, – попросил Володя.
Она подошла ближе, неумело ухватилась за деревянную раму. Володя вкручивал что-то в старую крошащуюся древесину. «Какой он трогательно-сосредоточенный, – думала Вероника. – Лоб нахмуренный, зубы сжаты, как будто выполняет важнейшее задание. Мужчина…» Володя надавил чуть сильнее, чем нужно, рама заскрипела, отлетевшая большая щепка оцарапала ему лоб. Вероника тут же бросила работу.
– Ой, смотрите, у вас кровь. Давайте я помажу, мало ли что. Идите сюда, к свету, я сейчас йодом…
Он опустился на краешек дивана, она приблизилась, подошла вплотную, потянулась на носках, чтобы достать до его лба, коснулась ноги босой ступней. Кожа на пятке была нежная, как у его новорожденной дочери. Он никогда еще не видел, чтобы у взрослой женщины были такие ступни. Вероника старательно, закусив нижнюю губу, обрабатывала царапину. Склонилась над ним, почти касаясь грудью его лица, обдавая его теплым, лавандовым, очень женским запахом. И вдруг почувствовала на спине его ладони. Он нерешительно, осторожно провел рукой по ее спине, спустился ниже, к округлой впадине на пояснице, стал гладить. Она чувствовала жар от его большой руки, страстную дрожь его пальцев. Взяла в ладони его лицо, дотронулась губами до шершавого подбородка, потом до дрогнувшего века, до виска и лишь затем подставила ему губы.
Он опрокинул ее на диван, рванул с плеч платье, легкая ткань затрещала под его пальцами. Движения были торопливыми, жадными, как будто он боялся, что не хватит двух рук. «Бедняга и вправду, кажется, думает, что совершает ужасное преступление. И торопится, спешит, чтобы не помешали, чтобы самому не сбежать в последнюю минуту. Хочет поскорее отсечь все пути назад».
И действительно, только овладев ею, Владимир начал действовать уверенно и неторопливо. Веронике на секунду страшно стало, что он сделает ей больно – такой огромный. Но все его прикосновения были бережными и нежными. Как большой зверь, уверенный в своей силе, страшный для противника, умеет становиться осторожным и ласковым с детенышем. И Веронике, опытной и искусной, отчего-то нравилось быть с ним маленькой девочкой, отдаваться в его власть и лишь тонко, пронзительно вскрикивать, когда он, смятенный страстью, сжимал ее в своих огромных руках.
