– Слушай! А ты же вроде интересовалась Тибетом, да? Я тут узнала, что Авалов хочет картину про монахов буддийских снимать и ищет сценариста. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?
Представьте, что вы очень голодны. Так голодны, что рады будете заплесневелой корке хлеба, и вдруг вам предлагают перекусить нежнейшим, только что зажаренным стейком. Каково, а? Я не просто хотела познакомиться с Аваловым, я и в самых пылких фантазиях не могла себе представить, что когда-нибудь доведется с ним работать. Я выросла на его фильмах, они были для меня альфой и омегой большого кино, учебными пособиями и отдушиной от серости окружающего мира. Короче, я согласилась. Надька обещала представить нас друг другу на ближайшей кинотусовке.
– Только учти, – наставительно произнесла она, – Авалов – страшный бабник. На «Мосфильме» не осталось ни одной гримерши, которую он бы не трахнул.
– Надюшенька, – рассмеялась я, – кого ты учишь? Мне тридцать три года, десять из них я в кино. Я сама, если понадобится, любую гримершу покорю.
И вот мы оказались за одним столиком на пафосной вечеринке вручения очередных наград за вклад в важнейшее из искусств. Музыка грохотала, клубился сизый сигаретный дым, вокруг мелькали лица, знакомые и нет, за нашим столом собралась тьма народу, все что-то орали, перебивали друг друга, схлестывали бокалы. Я пыталась разглядеть среди всего этого содома Авалова, которого до сих пор видела только в телевизионных новостях – как-то так вышло, что за годы работы в кино мы ни разу не пересекались «вживую». Интересно было, как же ведет себя в жизни этот титулованный, обласканный критиками и зрителями полубог, какой он, Руслан Авалов, – самодовольный велеречивый болтун или игривый старпер с маслеными глазами? Я толкнула Надьку коленкой под столом:
– Ну и где он? Где Авалов?
– Ты че, дура, что ли? Вот же он, – зашипела она, указывая глазами на мужчину, молча сидевшего у другого конца стола.
Прищурившись, я попыталась разглядеть его среди мелькающих фотовспышек и клубов табачного дыма. Ах да, вот же он – человек из телеящика, теперь я узнала это лицо – странное, неправильное, все черты резкие, будто грубо высеченные из куска дерева, а выражение надменное, высокомерное, как у восточного султана, волосы темные, коротко остриженные, с проседью, плечи не особенно широкие, ладони небольшие, и вообще фигура не внушительная, скорее сухощавая, жилистая. Вот только глаза – умные, цепкие, прожигающие насквозь. Еще и с желтым отливом… «Неприятный тип», – решила я.
