– Неважно, забудь.
Володя развел руками. Инна, неотрывно глядя на него, произнесла свистящим шепотом:
– Значит, слишком сильная, так? Слишком решительная… Вот и Тимоша говорит, что со мной рядом страшно, тяжело. Но я бы научилась, Володя. Если бы ты только захотел, я бы научилась быть слабой, мягкой, беспомощной. Я бы всему научилась ради тебя…
Она сделала, наконец, последний шаг, не смея дышать, уткнулась в его спину, чувствуя, как сладкой болью отдается во всем теле идущее от него тепло, его терпкий, мужской запах, как судорожно, прерывисто колотится в груди сердце. Ее руки обвились вокруг его крепкого торса, тонкие длинные пальцы проникли под рубашку, коснулись гладкой кожи, под которой упруго бугрились мускулы. Володя обернулся, и она дотянулась до его губ, почувствовала, наконец, их кружащие голову тепло и свежесть. И в то же мгновение всей кожей ощутила, что он не отзывается, не реагирует на ее прикосновения. Прошлое не желает возвращаться, ей больше не под силу зажечь в нем огонь, вызвать дрожь в его больших крепких руках, заставить голову сладко кружиться. Он ничего не чувствует к ней, ничего. Господи, какое страшное, мучительное поражение!
Володя мягко, но твердо расцепил ее руки, отстранился, покачал головой. Глядя прямо в ее сузившиеся зрачки, проговорил:
– Инка, я не могу! Прости меня! Ты очень хорошая женщина. Ты красивая! Ты умная, волевая, сильная… Но я не могу, честно! Вероника – моя жена, она носит моего ребенка…
– Что? Ребенка? – ахнула Инна.
Лицо ее дернулось, губы искривились, забилась под левым глазом синяя жилка. Ее как будто ударили под дых, она задыхалась, хватая ртом воздух.
– Ты что? Что с тобой?
Володя метнулся к раковине, плеснул в стакан воды, протянул ей. Она резко ударила его по руке, вода выплеснулась на пол, забрызгав его брюки, ее черные чулки, процедила сквозь зубы:
– Ты, наверно, ждешь поздравлений, да? Ты жизнь мне сломал, подонок! А теперь хлопаешь на меня своими глазами и думаешь, я буду радоваться вместе с тобой твоему счастью? Да я ненавижу тебя! Тебя, твою шлюху Веронику и ваше отродье!
– Инна, ты что? – почти испугался он. – Что ты несешь?
– Чтоб ты сдох! – яростным ненавидящим шепотом сказала Инна. Глаза ее, черные, пустые, мертвые, уставились на Володю, словно гипнотизируя. – Будьте вы все прокляты!
Инна развернулась и ушла по коридору, громко стуча каблуками.
Веронике было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. Ее испуганный, не способный сосредоточиться ни на чем взгляд перебегал с предмета на предмет, отмечая какие-то мелочи из обстановки этого уютного кабинета, не в силах оценить всю комнату в целом: полированный письменный стол, зеленое стекло абажура настольной лампы, красивый, наверное, старинный письменный прибор, пыльная бархатная штора, портрет на стене с маленькими очочками и треугольной бородкой.
