– Я не могу приказать тебе остаться, Нариндол, – голос предводителя был молодым – ни усталости, ни скорби не звучало в нем, а только неистовый гнев. – Зато я могу не дать тебе уйти. Нет, кинжал не послужит против моего клинка. Если ты уйдешь с дочерью Проклятых, она тебя погубит. Здесь и сейчас – клянись, что оставишь свой замысел, или я убью тебя.
Смерть подошла вплотную. Нарендил знал это по особой ясности, которую обрели прошлое и настоящее, – словно он прочел последние строчки книги.
– Я выбираю скорую гибель, – внятно сказал он. – Прощай.
Он заставил себя выпустить рукоять кинжала и шагнул вперед. Прощай, Дева Орков, мысленно говорил он. Прощай, век бы нам не встретиться в этой долине, невидимой Эру. Он не зажмурился, когда свистнул разрубаемый воздух.
Коротко вскрикнул Тингрил. Ужасный меч лежал на земле. Нарендил был жив – боль ударила в плечо, и быстрая кровь уже текла за пазуху.
– Нет. Это было безумие, – едва расслышал он, прижимая ладонь к ране. – Я не сделаю этого. – Тингрил поднял голову и громко крикнул четырем эльфам, с луками и мечами бегущим к костру: – Слушайте приказ! Я отпускаю его! – И затем сказал Нарендилу:
– Уходи.
Нарендилу перевязали рану. К седлу Рамиона приторочили мешок. Никто не задавал вопросов, не произносил слов прощания. Молчал и сам Нарендил, стараясь превозмочь тоску, что терзала его. Только под конец он обернулся к товарищам и сказал:
– Прощайте.
Эльфы стояли молча, ни единым словом не желая проводить его. Но кто-то крикнул, когда Нарендил, ведя Рамиона в поводу, уже одолел половину спуска, – чей голос, не понять было:
– Прощай, Нариндол!
В пещерке было очень тихо – никаких звуков, кроме назойливых капель. Маленькая фигурка скорчилась у дальней стены. Нарендил остановился, пораженный внезапным ужасом. Потом рванулся к ней, схватил за плечо, позвал. Она была жива, но без памяти – и так долго пролежала на холодном камне, что сердце билось едва-едва. На руках у эльфа она мало-помалу отогрелась и пришла в себя. Открылись и блеснули глаза.
– Ты пришел, – сказала она. – Ты живой, Нарендил. Я подумала, что тебя убили.
– Ну что ты, звездочка, – ласково, будто успокаивая ребенка, сказал Нарендил. – Никто не мог меня убить. С чего ты вздумала такое?
– Всех можно убить, – убежденно сказала Хаштах. – Вот и кровь у тебя. Я чую.
– А, кровь… Но она уже остановилась. Это неглубокая рана. Пойдем, конь ожидает нас внизу. Нам больше нечего здесь делать.
Одежда рослого эльфа была, конечно, велика для Хаштах. Нарендил проколол кинжалом новую дырку в поясном ремне, а орка сама ловко подвернула рукава куртки и штанины. Носить чужое ей было не впервой, а красота и благородство осанки, похоже, мало ее заботили. Сложнее было другое: многие лиги им предстояло проделать верхом, Рамион же был боевой конь, и он хорошо знал, кто такие орки. Как ни успокаивал его Нарендил, он дрожал и всхрапывал, едва Хаштах подходила ближе, чем на пять шагов. По всему было видно, что нелегко будет убедить его нести такую всадницу.
