Выстрел не был точным, окровавил щеку, напугал. Эсэсовец сгоряча схватился за ручку двери, дернул ее. Мог бы выскочить, если бы действовал более решительно. А он после первого испуга, почувствовав, что живой, успел прийти в себя, решил сопротивляться. Залитый кровью, оставил дверь, повернулся к шоферу. Тогда и прозвучали те два выстрела, которые услышал Витя и его саперы…
— Ну вот вам и весь мой рассказ, товарищи партизаны.
Вадим, одетый в гитлеровский мундир, умолк, давяще глотал слюну. Опустил голову, ждал приговора партизан, потому что обе винтовки были нацелены прямо ему в грудь, готовые ежеминутно приковать гитлеровца к толстой сосне. Маузер был в руках Виктора.
— Та-а-ак… А ты знаешь, что Мария Иосифовна здесь вместе с нами партизанит? Командир отряда она! — сказал Виктор, как-то болезненно ломая в голове перепутанные мысли, симпатии, разочарования и ярость.
— Тогда... стреляйте! Я сын жестокого кулака, врага советского народа. Но я... советский гражданин, я...
— Ты тоже враг.
— Нет! — решительно покачал головой Шестопалько. — Я не враг. Я скрыл автомашину, чтобы вернуть нашим. Убил фашиста. И теперь пойду...
— Куда?
— К черту в зубы! Буду убивать их, гадов, чтобы намостить с их трупов эту пирамиду Хеопсову. Может, тогда наше советское правосудие... помилует меня!
Шестопалько, как наказанный ребенок, долго держался, сжимал зубы и все-таки заплакал. Просто отвернулся, дал волю слезам, не закрывая ладонями глаза, не ударяя себя в грудь кулаками. Только округлились глаза, взгляд перескакивал с Виктора на саперов. А щеки расписывались унизительными полосами слез, как у младенца.
И опустились винтовки саперов. Этот убедительный плач не показался им игрой врага.
— Пропасть бы тебе, подлому! — брезгливо сказал старший в этой группе сапер Кость Старовойтенко. — Может, и правда, товарищи, проверим? Если это правда...
— Нам ли здесь разбираться самим? — сомневался Телегин. — Если он по-человечески, то и мы... Пригодился бы такой и нам в отряде.
— Ладно. Пойдем, покажешь...
— Покажу. ЗИС я загнал в овражек, чтобы только самому найти после войны.
— Найдешь и для войны... Пойдем показывай, пока не вечер. Идти будешь впереди. Если приведешь на гестаповцев, первая пуля тебе.
— Один он. На убитого приведу.
Под двумя направленными на него винтовками повернулся и повел. Где-то глубоко родилась надежда, шершавая и колючая, как судьба проклятого. Но — надежда!
Совсем стемнело, заходила летняя ночь. Теми же нетоптаными тропами в гуще лесной Виктор и двое саперов отправили Шестопалько на отчаянное испытательное для него боевое задание.
