Вейгт устало ткнул пальцем, указывая на эту нервную стрелку, вышел из кабины пилота, плотно прикрыв за собой стеклянные двери, и двинулся в глубь самолета.
Пилот привычным движением раскрыл люк, и страшный рев самолета ворвался внутрь. Разгибаясь, Вейгт начал загребать рукой позади себя, чтобы схватить Ваню. Но из такого неудобного положения не мог достать. Тогда передумал, оглянулся, посмотрел снизу вверх на Романа. Лицо фашиста в холодном зеленоватом свете было перекошено устрашающей гримасой: выражение звериного удовольствия, улыбка дьявола, подчеркнутой злости.
В эту напряженную минуту и выстрелил Юра Бахтадзе. Пилот согнулся, губы капризно дернулись ужасом. Шевельнулся, как сильный медведь на цепи, стараясь не упасть в люк, взмахнул обеими руками, чтобы уцепиться за что-то. Цеплялся за жизнь, уже навсегда оставляющую его.
Ваня толкнул гитлеровца ногой и тем довершил дело. Тяжелый Вейгт, окончательно потеряв равновесие, нырнул в люк. Падая, еще раз взглянул налитыми кровью глазами, за кого бы ухватиться. Цеплялся руками, неуклюжими ногами за борта люка. А внизу под ним дрожала гулом пустая пропасть ночи...
Роман оторвался одной рукой от трапа, дернул крышку и хлопнул ею, закрывая. Словно отсекся внешний шум — и самолет снова наполнился нормальным, привычным и успокаивающим гулом.
Ни один из четырех наших героев по-настоящему не понял всей глубины этого чрезвычайного происшествия. То, что в самолете на одного гитлеровца стало меньше, казалось каким-то призрачным сном. Хотя в то же время трое ребят ни на минуту не сомневались, что только что стрелял именно Юра, а не кто-то другой. Но откуда в его руках оказался боевой пистолет?
Почему остальной экипаж никак не реагирует на такое происшествие?
Олег первый осмелился подбежать к своему другу. Не сказав ни слова, бросился обнимать и целовать его.
— Юрочка! Какой же ты... мой! Наш... Ты, Юрочка, Герой Советского Союза! — приговаривал Олег, обцеловывая горячую голову Юры Бахтадзе.
— Это он... чех оставил, — прошептал Юра на ухо другу, как будто оправдывался.
— Чех? — вырвалось испуганное у Олега. Даже присел парень, пораженный таким известием.
Ваня тоже перестал держаться за обшивку, попытался устоять, по-матросски расставив ноги.
— А что, гадина! — сам себе сказал Ваня, оглянувшись на закрытый люк. Затем крикнул Роману, стоящему в фиолетовом конусе света: — Ромка! Роман, живем!..
Парень оторвался от трапа, шагнул навстречу Ване. Видимо, он ждал, надеялся, что Ваня будет подбадривать его на правах старшего. Может, догадывался даже, какой фразой начнет. Поэтому сам сказал навстречу Ване:
