Распахнулась дверь, и Максиму почудилось, что сон продолжается. Все это был сон, и во сне он неподвижно стоял под струями душа, а к нему спокойно приблизилась женщина с печальными глазами и молча смотрела на него, как на изображение, как на бессловесное существо, потому что только во сне возможет такой рисунок происходящего, да и лица такие бывают только во сне, а не в реальности...
Снова Максим очнулся уже от головной боли, теперь уже точно на кровати, и, судя по всему, снова был день. Снова в кроссовках, как будто и не снимал. И вообще... одетый. Бред. Максим метнулся в ванную с отбитым кафелем, сунул голову под холодный кран и стал мучительно вспоминать, что происходило за чертой пробуждения. Что-то было тяжелое, пугающее. Кажется, была женщина, которая прижималась к нему, всхлипывая, со словами "Ты будешь меня?.. Будешь?.." Кажется, она плакала, а Максим уговаривал ее, шепча "Конечно... Успокойся...". Полотенец сейчас не было вообще, хотя Максим точно помнил, что ночью они были. Сейчас на гвоздике висели какие-то полуистлевшие тряпки. Максим сбросил майку, вытер майкой голову, натянул майку обратно и, не глядя, что происходит в квартире, и есть ли там кто-нибудь, выскочил на лестничную клетку. Ничего себе командировка, думал он, скатываясь вниз. Пускай сами в такие командировки ездят... С каждым днем все хуже и хуже...
На улице он поймал машину, залез внутрь и только тогда задумался над тем, куда ехать. На часах было уже пять вечера. Нет уж, подумал Максим с ненавистью к Марине, сегодня я уже до тебя доберусь, и неизвестно, кто в конечном итоге получит в лоб. Машина, не спеша, катилась по улице. Пробок еще не было. На углу, прыгая и размахивая руками, голосовали человек семь молодых людей, сильно пьяных, в цепях, в амбарных замках, с гребешками на головах. Водитель с сожалением проехал мимо, вздохнув и спросив у себя самого: "Ну, и как таких сажать?.." Максим, которому жутко хотелось есть, и в желудке после вчерашней выпитой гадости, казалось, кто-то ползал и кусался, велел остановить у ближайшей забегаловки. Навстречу ему вышли три важные женщины в золотых серьгах и синтетических костюмах, с большим количеством макияжа на лицах, и одна манерным голосом говорила другим:
--
... ну и куда мы пришли? В шашлычную еще приведи!..
Максим вошел внутрь, потребовал дежурный шницель с жареной картошкой и пива, и скоро ему стало немного легче. Вспоминать о прошедшей ночи ему было очень неприятно, он старался думать о чем-нибудь другом, и одно воспоминание выплыло совершенно неожиданно: в этом странном доме была Борькина раковина, вернее, раковина Борькиных родителей, большая раковина, откуда-то из южного моря, такие было модно ставить на полки в советские времена, на пару с кораллами - потому что больше ставить было нечего. Кто-то подарил в свое время Борькиным родителям эту раковину, и она ему очень нравилась, если поднести ее к уху, она гудела, и Максим был уверен в том, что в прошедшую ночь он тоже подносил раковину к уху, и она гудела так же, и это точно была та самая раковина... Прочь, прочь, зря я туда пошел, подумал Максим. Теперь прямо к Марине - и все. За соседним столиком два мужика оживленно пили пиво и обсуждали международное положение. Один из них, наклонясь к другому, говорил проникновенным голосом:
