--
День независимости, - мрачно сказала Катя. - От Туркмении.
Выпили за день независимости, за престольный праздник Петра и Павла, за день пограничника, за яблочный Спас, за медовый, за Ильин день. Когда дело шло к дню военно-морского флота, Катя прицепилась к Илоне из-за последней конфеты, на этот раз не притворно, а всерьез.
--
Вот вы всегда так, Илона Юрьевна! - закричала она сбивчивым, истеричным голосом. - Вы всегда так! Все себе! Никогда не думаете о подруге!
--
Я не думаю? - залепетала Илона возмущенно. - Я всегда только о тебе думаю! На, подавись!
Она швырнула конфетой в Катю. Катя кинула конфету обратно в Илону, дернула ее за волосы и убежала в комнату. Илона матерно выругалась и побежала за ней. Максим неприятно поморщился, испугавшись, что подерутся, поднялся с табуретки и нетвердым шагом отправился мирить. Не хватало завершить все дракой и вызовом участкового. Наверняка он сюда наведывается время от времени... Когда он вошел, перебранка смолкла, и обе девушки уставились на него, Катя - темными, блестящими от злых слез, а Илона - небесно-голубыми и очень пьяными глазами. Обе они сидели на кровати и ждали его приближения. Кровать тут видала виды, это явно...
--
Ребята, - проговорил Максим, пошатываясь. - Давайте жить дружно.
Он подошел, и Катя цепко, гибкой и сухой змеиной ручкой взяла его за руку. Максим, несмотря на хмель, слегка вздрогнул от бесцеремонности этого касания.
--
Все тебе да тебе, - сказала она Илоне. - Господь велел делиться.
--
Да пожалуйста! - сказала Илона возмущенно. - Можно подумать, мне жалко, ты так говоришь...
И она мягко взяла Максима за вторую руку.
--
Девчонки, - сказал Максим, обнимая обеих. - Вы только из-за меня не ругайтесь... Зачем из-за меня ругаться? Дружно будем жить... Мы... это... мы мирные люди... и наш бронепоезд...
--
Кто принесет мартини? - спросила Катя, свободной рукой вытирая глаз.
--
Ну, я, я принесу, - сказала Илона. - Чтоб только крика не было, принесу я.
И она пошла и принесла бутылки в комнату, пока Катя гладила Максима по руке. Ее пальцы были так наэлектризованы, что Максиму казалось, при ее движениях раздается легкий шелест, как от опавших листьев.
- Мадам... - проговорил Максим заплетающимся языком. - Зачем такой женщине какие-то паршивые конфеты? Попробуйте меня. Н-не пожалеете...
Утром Максим проснулся поздно, в непонятное время дня, и один. Какое-то время вспоминал, где находится (вспомнил - в командировке) и разлепил глаза. На кухне кто-то двигался и звенел посудой. Потом в комнату вошла Катя. Она была одета в красный топик, удачно оттенявшую ее смуглую кожу и черные волосы, и вообще она казалась сейчас даже красивее, чем вчера.
