Одному Фредерику Рюйшу — хоть расшибись — было бы не сделать такого количества тонких и изящных экспонатов. Во всех делах ему помогали его детишки Рахиль и Генрих. Рахили тогда исполнилось уже девять лет, ее брату одиннадцать. Они были просто незаменимы, в особенности при составлении композиций из детских скелетиков. Только чувствительные детские пальчики могли составить крохотный экспонат, прикрепить малепусенькую берцовую косточку к тазобедренной, составить косточки позвоночника, и если что-нибудь вдруг сломается в непрочном препарате, аккуратненько починить. Дети были руками и глазами Фредерика Рюйша, а он был головой. Кроме того, маленькая Рахиль с детства имела умелые ручки, художественный вкус и часто самостоятельно составляла композиции. Отец не протестовал и не опасался, что дети что-нибудь испортят. Он, как мудрый педагог, давал им возможность развивать свои творческие способности. У него появилась даже идея открыть кружок, чтобы соседские детишки могли под его присмотром заниматься творчеством — благо материала для этого было достаточно. Если, конечно, требовалось перепилить кость — это Фредерик делал самостоятельно. Но вот аккуратненько задрапировать место перепила тканью в манжетке, — это уже Рахиль или Генрих. Трогательные надписи для препаратов Рюйш заказывал у малоимущих поэтов и писателей, платя им за надпись три гульдена.
Но все же самым захватывающим и самым интересным для Фредерика Рюйша, чему он посвятил весь остаток своей жизни, было собирание монстров.
Глава 10
ДУХ УРОДЛИВОГО МАЛЬЧИКА
Последние слова:
— Я отправляюсь в свое последнее путешествие. Я совершаю огромный прыжок в темноту.
Томас Гоббс, английский философ
Я очнулся на полу. Надо мной нависал Леонтьев.
— Ну что, очнулся? С мастером спорта решил подраться, козел! — Я попытался встать, он слегка пнул меня ногой в живот. — Ну что, придурок, где Марину спрятал?
Я, покачиваясь, поднялся на ноги, голова болела. Сколько я пролежал в нокауте, рефери не отсчитывал: может, десять секунд, может — десять минут. В прихожую из комнаты вышел Шнур.
— Нет ее, — доложил он Леонтьеву, потом посмотрел на меня и деловито спросил: — Где Марина?
— Откуда я знаю, — ответил я. Драться уже не хотелось, шумело в голове, в теле появилась слабость, я еле стоял на ногах.
— Ну что, берем? — спросил Леонтьев. — Притащим к нам, пару пальцев отрежем — он быстро заговорит. Одно яйцо отрежем… А ты чего испугался, люди, бывает, и с одним живут.
