– Как ни крути, сауны отвратительны.
Конечно, я думала о нас. Незадолго до тринадцатого числа и какое-то время после. Но что толку. «Есть то, что есть, – говорила я себе тогда, – то есть: ничего нет». С каждым месяцем я все больше привыкала к этим отношениям без обязательств, и каждый раз уже готовилась к тому, что он не придет, и приятно удивлялась, когда он все-таки приходил.
Я всегда проигрывала. Около полуночи, правда, дела обычно обстояли хорошо: мой кошелечек был набит фишками, однако к двум часам их оставалось столько, что они компактно помещались в одной руке. Франк, напротив, выигрывал всегда без исключения и с каждым посещением только увеличивал свой выигрыш, у него около полуночи все обыкновенно шло не очень хорошо, и он постоянно спрашивал моего разрешения сходить в кассу и поменять еще денег. «Нет», – говорила я тогда, коротко и ясно, и он улыбался, оставался за столом, ставил все на вторую дюжину и выигрывал, ставил все на каре и выигрывал, ставил все на зеро и выигрывал. В конце он делил со мной выигрыш и делал это без малейшего проявления чувств, без слов и без шуток, даже не взглянув на меня. Когда он вручал мне мою долю, я принимала ее также сухо, хотя с языка готово было сорваться предложение, чтобы впредь он ходил в казино один и оставлял весь выигрыш себе. После каждого посещения казино денег у меня прибавлялось, и я привыкла в конце месяца ходить по магазинам, покупать себе к следующему тринадцатому числу новое платье или блейзер, пару сапог или шарф.
На четвертую встречу, тринадцатого августа, я принесла Франку подарок. Он был львом по гороскопу, и его день рождения должен был приходиться на эти дни, точную дату он не захотел мне открывать.
– Ведь у тебя день рождения семнадцатого августа, – попытала я счастья, но он только тряхнул своей шевелюрой, взял у меня плоскую квадратную коробочку, нагло улыбнулся и сказал:
– Дай-ка угадаю, это компакт-диск.
Я кивнула:
– Может, даже догадаешься какой?
– Хотел бы, да не могу, я же не ясновидец.
Это был концерт для виолончели Дворжака. Он равнодушно посмотрел на футляр.
– Мне?
– Да, тебе.
– Итак. Жаклин? Партию виолончели исполняет женщина? Разве это не мужской инструмент?
– Мужской, согласна.
– Но тут-то женщина, – он прочитал: – Дю Пре.
– Это самая красивая запись, какую мне удалось найти. Еще она напоминает мне о виолончелисте, игру которого я однажды слышала на концерте.
– Мне приятно, спасибо.
Франк опустил диск в боковой карман пиджака и едва коснулся губами моей щеки.
