– Чушь, – отвечаю я ворчливо, как всегда, когда она щебечет ерунду своим детским голоском. – Прекрати, теперь уж мои лучшие годы точно позади. Выгляжу я паршиво, а вот чувствую себя отлично.
– Обожаю тебя, – она растроганно качает головой.
– Ты своей болтовней действуешь мне на нервы, – бурчу я, обнимаю ее и торопливо целую, как обычно. – Сколько у нас времени? – Мой вопрос вполне в духе ее матери.
– Бена заберут в четыре. – И она моментально добавляет: – Хочешь посмотреть свежую фотографию?
– Нет, – отвечаю я мрачно. – Благодарю покорнейше, дорогая. Ты же знаешь, детские фотографии портят мне настроение.
– Ладно, – она задета за живое. – Давай начнем. Ты все с собой взяла?
Я киваю, снимаю сумку с плеча и достаю из нее блокнот.
– Секунду, – говорит она. – Сейчас вернусь.
Она выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Шаги сразу стихают. Через некоторое время до меня доносится шум льющейся из крана воды, и она кашляет – наверное, в ванной. И как кашляет – беспрестанно, не прекращая ни на мгновение. Постоянно повторяется один и тот же звук, именно из-за однообразия и продолжительности он настолько мучителен. Чтобы чем-нибудь занять себя, я напряженно соображаю, на что же похож этот монотонный кашель. На кряхтенье старого лодочного мотора, подающего последние признаки жизни, – на Меконге я как-то слышала примерно такое – как мне казалось, бесконечно, пока наконец все не стихло и я, как и остальные пассажиры, не поняла, что наша прогулка по реке окончена. Лоттель перестала кашлять. Я больше ничего не слышу. У меня колотится сердце, меня как будто кто-то душит сзади. Я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не броситься на ее поиски.
Беззвучно открывается дверь. Лотта просовывает лысый череп в проем и улыбается мне морщинистым ртом: «Это снова я».
«Это история дружбы Марии и Шарлотты», – диктует она. Я возражаю:
– Шарлотты и Марии.
– Вечно ты хочешь настоять на своем! Я-то думала, что это я писательница.
Она смотрит на меня так удрученно, что я не могу удержаться от смеха.
– Ладно, диктуй дальше, – вздыхаю я и с готовностью щелкаю ручкой.
«Началась она десять лет назад двадцатого августа. Естественно, это я первой заговорила с тобой».
– Рассказывай, пожалуйста, в третьем лице, – требую я и записываю: «Естественно, это Шарлотта первой заговорила с Марией». Лоттель строптиво смотрит на меня.
– Ну хорошо, – говорит она и продолжает, уже слегка на взводе: «“Приятно познакомиться”, – сказала Шарлотта. “И мне”, – ответила Мария»
