Дон Камилло вышел здесь на берег. Вместо того, чтобы делать лишний обход берегом, он решил пройти здесь, чтобы скорее достигнуть песчаных холмов на другом берегу Лидо. Вынув шпагу из ножен, он вступил на кладбище. Он был уже на середине его, как вдруг заметил среди могил человеческую фигуру. Дон Камилло сжал шпагу и пошел прямо на незнакомца. Тот, услышав шаги, остановился и, может быть, в знак миролюбия скрестил руки на груди.
— Ты выбрал для прогулки время и место, располагающие к размышлению, — сказал, приближаясь, неаполитанец. — Ты не еврей и не лютеранин, оплакивающий кого-нибудь из твоих близких?
— Я венецианец, как вы, дон Камилло Монфорте.
— А! Так ты меня знаешь! Ты Баттисто, бывший мой гондольер?
— Нет, синьор, вы ошибаетесь: я не Баттисто.
Незнакомец повернулся к луне, свет которой упал на его лицо.
— Джакопо! — воскликнул герцог, задрожав, как это невольно делали все в Венеции, встретив неожиданно горящий взор браво.
— Да, синьор, я — Джакопо!
Шпага блеснула в руках дона Камилло.
Браво улыбнулся, но его руки остались скрещенными.
— Зачем ты встал на моей дороге в этом уединенном месте?
— На том же самом основании я могу спросить герцога святой Агаты, что привело его в такой поздний час на еврейские могилы?
— Не время для шуток, тем более, что я никогда не шучу с людьми твоей репутации. Но только знай, что нелегко дадутся тебе деньги, которые ты задумал получить от подославших тебя, чтобы убить меня.
— Успокойтесь и вложите вашу шпагу в ножны, синьор. Здесь нет никого, кто думал бы причинить вам зло. Мы уже с вами виделись, дон Камилло Монфорте, и тогда у вас было больше доверия ко мне.
— Странно, зачем ты мог попасть сюда? Ты не из таких, чтоб действовать без причины и без цели.
— Я ищу простора и морского воздуха, и здесь только я могу дышать свободно: воздух каналов меня душит.
— Неправда, у тебя была еще какая-нибудь причина, Джакопо.
— Да, синьор, вы не ошиблись, мне противен этот город преступлений.
— Это странно слышать от…
— От браво? Можете смело произнести это имя: мое ухо привыкло к нему. Но кинжал наемного убийцы почтеннее меча мнимого правосудия здешнего правительства… Люди без чести и без жалости!
— Я теперь понимаю тебя, Джакопо: ты изгнан. Ропот народа дошел до Сената, и Сенат лишил тебя своего покровительства.
Взгляд, брошенный на него Джакопо, был настолько двусмысленный, что дон Камилло взялся невольно за шпагу.
— Синьор, — сказал браво, — как бы то ни было, а все же случалось, что дон Камилло Монфорте считал меня достойным своих поручений.
