— Расспросите его, как и других, — сказал дож.
— Как твое имя? — спросил пренебрежительно герольд.
— Меня зовут Антонио; рыбак из лагун.
— Ты уже очень не молод.
— Синьор, мне это известно лучше всех. Прошло уже шестьдесят лет с тех пор, как я первый раз забросил сети в море.
— Ты одет слишком бедно, чтобы участвовать в гонках Венеции.
— На мне все, что я имею лучшего.
— Ты даже босой, грудь у тебя открыта; по всему видно, что ты устал. Ступай, напрасно только ты прерываешь развлечение благородных господ…
Антонио опять хотел было скрыться от толпы, но спокойный голос дожа вновь пришел ему на помощь.
— Состязание доступно всем, — сказал дож, — но я все-таки советую старцу подумать. Пусть ему дадут денег; нужда толкает его, вероятно, на эту бесполезную борьбу.
— Слышишь, тебе дают милостыню, уступи место более крепким и одетым более прилично, чем ты.
— Повиноваться должен каждый, рожденный в бедности; но ведь говорили, что доступ сюда открыт для всех. Я извиняюсь перед господами, я не хотел их оскорбить.
— Справедливость должна быть повсюду, — заметил дож. — Если он хочет, он может остаться.
— Слышишь? Его высочество изволил разрешить тебе остаться, но все-таки тебе лучше бы удалиться.
— Если так, то я посмотрю, насколько я еще силен, — ответил Антонио, смотря с грустью на свое изношенное платье, хотя его лицо выражало затаенную гордость.
— Кому ты себя вверяешь?
— Святому Антонио.
— Займи место! А! Вот кто-то не хочет быть узнанным! Интересно, кто это явился, закрыв свое лицо маской?
— Маской просто и назови меня.
— Судя по красивым рукам и ногам, видно, что ты сделал оплошность, спрятав лицо. Угодно ли будет вашему высочеству допустить маску к состязанию?
— Без всякого сомнения. В Венеции маска священна. Наши прекрасные законы разрешают каждому, желающему спрятаться от любопытства посторонних, появляться беспрепятственно везде в маске. Таковы преимущества граждан великодушного государства.
Со всех сторон раздалось одобрение, и из уст в уста начали передавать весть, что под маской скрывается, должно быть, дворянин, желающий попытать счастья в гонках ради каприза какой-нибудь красавицы.
— Такова справедливость! — вскричал герольд громким голосом. — Счастлив тот, кто родился в Венеции! Кому ты вверяешь свою судьбу?
— Собственной руке.
— Но это неблагочестиво. Такой самонадеянный человек не может принимать участия в состязании.
Это восклицание герольда произвело сильное волнение в толпе.
