— Можно позавидовать твоей покорности, Антонио. Знаешь ли, иногда легче перенести смерть ребенка, чем его ошибки при жизни.
— Ах, синьор, мои дети только смертью и причинили мне горе. Но и тогда я старался утешить себя тем, что больше им не придется страдать.
Старик отвернулся, чтобы скрыть волнение.
Губы сенатора задрожали, и он быстро прошелся по комнате.
— Теперь я хлопочу за живых, — продолжал рыбак. — Я прошу вашей помощи, чтобы спасти моего внука от галер[23]. Государство посылает его, четырнадцатилетнего мальчика, сражаться с турками, не обращая внимания ни на его годы, ни на мою старость и одиночество: его отец убит в последнем сражении с турками же.
Остановившись, рыбак посмотрел в глаза сенатора, но тот оставался бесстрастным. Расчет старого политика заглушал в нем всякую человечность, особенно когда дело касалось военных дел республики.
— Я бы хотел, чтобы ты обращался ко мне только за материальными нуждами, Антонио. Твой внук не подвергается большим опасностям, чем другие. Ты знаешь, что республика нуждается в службе всех своих подданных.
— Точно так, синьор! А вот я сейчас встретил синьора Джакомо, вашего сынка, — он прогуливается в гондоле…
— Замолчи сейчас же!
— Мои дети меня никогда не огорчали при жизни, — проговорил рыбак тихо, но мрачно.
Синьор Градениго почувствовал резкую ноту этого упрека. Пройдясь несколько раз молча по комнате, он настолько овладел собой, что мог отвечать спокойно.
— Антонио, твоя смелость и твой резкий характер мне давно известны. Если тебе нужны молитвы за умерших и материальная поддержка, я готов помочь тебе; но, прося моего ходатайства перед, командиром галерного флота, ты просишь невозможного в это критическое время даже для дожа, если бы дож был…
— Рыбак! — докончил Антонио, видя, что сенатор прервал его речь. — Прощайте, синьор!
Антонио поклонился и вышел. Он ушел незамеченным, потому что сенатор избегал взгляда рыбака, чувствуя справедливость его слов. Прошло несколько минут. Новый шум заставил старика очнуться: дверь отворилась, и лакей доложил о приходе какого-то человека, который просил аудиенции.
— Пусть войдет! — ответил сенатор, придавая своему лицу обычное выражение.
Лакей удалился, и в комнату быстро вошел человек в маске и в плаще. Он снял маску и плащ. Сенатор узнал страшного браво Джакопо.
