— Вот он идет. Что он крутится, этот русский? Только его не хватало, и сколько раз я уже говорила: он тебе не пара.
Трофим помешал бабушке. Она холодно взглянула на него и нехотя ответила на поклон. Подмигнув Семе, Трофим быстро засунул в карман желтую панамку, поставил на стол туго набитый узел и, обратившись к бабушке, сказал:
— Давайте присядем!
Сема повторил его слова по-еврейски.
— Какие у меня с ним дела? — недоуменно повела плечами бабушка. — Какие дела? — и села.
Трофим быстро развернул узел. Не глядя ни на кого, он вынул две пары теплого белья, синюю фланелевую рубашку, три пачки табаку и высокие блестящие калоши. Каждую из вещей он внимательно рассматривал и клал возле бабушки. Выложив все, он постоял с минуту в раздумье, потом, хлопнув себя по лбу, засмеялся:
— Самое главное забыл. — Он полез в карман и вынул свернутые в клубок шерстяные носки. — Мать сама вывязала, а я и забыл. Вот была бы обида!
Сема с удивлением смотрел на груду вещей.
— Галантерейный магазин… — задумчиво сказал он. — Можно открывать оптовую торговлю.
— Что он хочет? — растерянно спросила бабушка.
Сема не успел ответить. Трофим наклонился к ней и, указывая пальцем на вещи, тихо сказал:
— Сыну, туда. Понимаете?.. Туда, — повторил он и взмахнул рукой.
Но бабушка ничего не поняла. Взглянув на Сему, она спросила опять:
— Что он хочет?
— Ничего он не хочет. Сами не догадываетесь? Ведь это папе сделали посылку. Папе! — И, обратившись к Трофиму, Сема деловито спросил: — Это от себя?
— Куда мне, — засмеялся Трофим. — Это от нас!
Бабушка хотела что-то сказать, протянула руки к Трофиму, потом схватила коски и, прижавшись щекой к колючей шерсти, громко заплакала.
— Ну, это уж вовсе ни к чему… — проворчал Трофим. — И чего плакать? Вот народ!
— Это она от радости.
— Привычка у нас — от горя плачут, от радости плачут!.. Ну, как там твой хозяин?
— Рассчитали меня — вот что.
— Рассчитали? А ты зачем нос повесил? Подними сейчас же!.. Моисей вот привет шлет.
— А где он? — встрепенулся Сема.
— Где положено, — уклончиво ответил Трофим. — Жив, здоров, сам ходит, вам кланяется!
— Не взяли его?
— Какое там! Брали. Но что с ним сделаешь — в Трегубы возили, все в один голос говорят: Айзман, и только, даже бородавка на губе вроде отцовской.
— Здорово! — с восхищением воскликнул Сема. — Какой у нас Моисей, а?
— Тобой недоволен.
— Мной?
— Если, говорит, в нем есть кусочек от его папы, надо ему ремесло в руки. На фабрику Сему — так и пишет. Не выйдет из него купец, не та порода.
