— Не волнуйтесь, господин Гозман, — спокойно сказал Яков, — они еще вернутся, и они еще, может быть…
— Что ты сказал? А ну, договори…
Яков отвернулся и махнул рукой:
— Время договорит, хозяин.
* * *
С испорченным настроением вошел в синагогу господин Гозман. Его люди — хорошие люди: умеют молчать, умеют отвечать, но что-то отвечать они стали не так, как нужно. Может быть, надо этого мальчишку убрать? Яблоко от яблони недалеко падает…
Вежливо здороваясь, прикладывая два пальца к котелку, он прошел в первый ряд и уселся в свое привычное кресло, рядом с Магазаником. Они сидели рядом уже двадцать пять лет.
— Читали последние газеты? — спросил Гозман у Магазаника.
— Вы же знаете, что я не читаю газет. То, что мне нужно знать, бог подсказывает.
— Если б я только слушал его подсказки, я бы уж давно вылетел в трубу.
— Но я не лечу?
— Вы — другое дело. У вас маленький оборот.
— Как — маленький? А что, у вас больше?
— Вы же считаете за деньги векселя, а я их не считаю, — сухо ответил Гозман и встал.
Молебен в честь проезда государя императора начался. После раввина должен был говорить Гозман. Он вытер платком руки и лоб, оправил жилет и, чуть-чуть сдвинув назад котелок, прошел к амвону. Вокруг стихли. Женщины склонились с балкона, через перила, чтобы лучше слышать. Сема протиснулся вперед. Он увидел дедушку, стоящего в проходе. На нем был желтый чесучовый пиджак, заштопанные манжеты торчали из рукавов. Дедушка что-то шептал и пристально смотрел на Гозмана. Последнее время старик часто заходил в синагогу — его не боялись: он был тих и молчалив.
Подняв кверху руку, Гозман торжественно заговорил:
— Мы шлем пожелание здоровья нашему благочестивейшему монарху государю императору Николаю Александровичу, благословенному другу евреев. Волнуются наши сердца радостью большой, когда слышим о победах, что дарует провидение отчизне нашей. Мы воспитываем в наших сыновьях великую любовь к святой родине… Наши сыновья…
Неожиданно он умолк. Сидящие позади приподнялись со своих мест. Сема протиснулся сквозь толпу:
— Что такое?..
Около Гозмана стоял дедушка. Его серые глаза бессмысленно блуждали. Схватив Гозмана за рукав, дедушка, всхлипывая, заговорил:
— Сыновья?.. Где сыновья, я вас спрашиваю? Сыновья там — посмотрите! Разве вы не видите, где сыновья? И — боже мой! — их бьют, палками бьют и считают: раз, два, три!
Гозман оттолкнул дедушку и закричал:
— Что такое? Уберите этого сумасшедшего!
Дедушку схватили служки и повели. Сема стоял около Гозмана растерянный и испуганный.
