— Почему же шутка? Я предлагаю такой выбор многим. Так потом будет легче справляться с совестью. Сыграете на равных или почти на равных. А когда всё закончится, сможете считать, что это был выбор Провидения. Если, конечно, сможете.
— Нет, вы знаете, я уж лучше подпишу пузыречки. Я не любитель таких игр.
— Я понимаю. Вы привыкли быть хозяином положения.
Надо стараться. Надо стараться, быть прилежным и не расстраивать. Стараться и добиваться. И быть благодарным. Потому что о тебе заботились. Потому что тебя направили и подсказали, как правильно, и предупредили о том, что запрещено. Как не надо, чтобы не расстраивать. Надо прислушиваться, надо учиться.
Тебя очень любят. Не смей забывать об этом. Судья видит всё, он следит за твоим поведением. Только Судья знает, насколько ты виноват. Своеволие причиняет боль.
Когда ты поступаешь по-своему, ты доставляешь страдания своим близким. Разве можно так поступать? Разве ты забыл, кто ты? Ты же Чело-век!
Шклярский категорически отказался ехать куда-то еще, и господин Лунц чувствовал себя заложником, пришпиленным к стулу холодным взглядом. В кафе было людно и шумно, играла музыка, но ничего этого Лунц не слышал — от испуга у него звенело в ушах, и даже собственный голос доносился до него как будто через ватное одеяло.
— Какой депозитарий? О чем ты? — осторожно попытался он.
— Делать из меня идиота я не советую. — Шклярский выдохнул, и господин Лунц снова оказался в табачном облаке. — Я не для того приехал сюда, рискуя, между прочим, собственной шкурой, чтобы ты играл тут со мной в игрушки. Когда ты нашел тайник?
— Разве ты не в Америке?
— Я в Америке. Конечно я в Америке. Где же мне еще быть? Там, знаешь, очень хорошо, там всё есть. Там спокойствие, возможности, хорошие связи. И, да, еще там американский народ, который чрезвычайно тебе благодарен. Они все очень радуются. Что ж ты так, а, Лунц?
— Всё пошло не так… Всё должно было быть по-другому…
— И как же по-другому, позволь узнать? Как ты хотел обтяпать эту историю? Повесить картинки у себя в спаленке и любоваться на них со своей блондиночкой? Это правильно. У молодежи надо воспитывать хороший художественный вкус. Тут ты, конечно, молодец, сказать нечего.
Господина Лунца бросило в пот, он задохнулся и выпучил глаза.
— Ну, что ты так удивился? — Шклярский раздавил в цветочном горшке окурок. — Думал, хорошо маскируешься? Ан нет, коллега, вся твоя тайная жизнь — никакая не тайна. Могу рассказать подробности? Хочешь?
