Справа неподвижно вытягивались темные стволы, протягивая к нам мохнатые шуршащие тусклой зеленью лапы. Слева — вдалеке — чернела кучка домиков и плетней, около которой двигались человеческие фигурки. «Мирные крестьяне», — сказал мне бинокль. Несколько фигур темным растущим пятном двинулись в нашу сторону. Я подошел к Сумину.
Он был жив. Толчок от соприкосновения с землей привел его в сознание. С искривленным болью желто-зеленым потным лицом он дрожащими пальцами пытался расстегнуть ремни сиденья.
Ремни разомкнулись. Опираясь на меня, Сумин вылез из кабинки. Но, коснувшись земли, он пошатнулся и неожиданно упал плашмя.
Весь бок шинели был пропитан темной сочащейся жидкостью. Я расстегнул одежу. Пулеметная пуля навылет пробила бок. Крови было немного, думаю, имело место маленькое кровоизлияние внутрь. Я быстро перевязал рану. Сумин мог говорить только полушепотом, придушенным и хриплым.
— Оставь, товарищ, — его липкая рука стиснула мою кисть, — что с самолетом? Мотор… брось меня здесь… Золото… — он закрыл ввалившиеся глаза.
Действительно, пришло время заняться самолетом. Стремительный спуск — фактическое падение — привлекло к нам внимание чуть ли не всех жителей поселка. Прибежали рваные, босоногие мальчишки и опасливо столпились в отдалении. Потом прибавилось несколько взрослых. По дороге тянулись все новые любопытные. Не обращая на них особого внимания, я подошел к машине.
Ее положение было ужасно. Пули белых успели-таки наделать нам вреда!
Был пробит цилиндр, испорчено зажигание. Я не говорю уже о многих следах пуль на крыльях и стабилизаторе. Что делать?
— Что делать?
За короткое время осмотра, любопытных накопилось больше, чем можно было ожидать. Человек тридцать в грязноватых цветных рубахах, с морщинистой кожей цвета шинельного ремня, частью в смазных сапогах, частью в новеньких лыковых лаптях стояли плотной стеной, громко дыша, не произнося ни слова и рассматривая мой аппарат. Я выпрямился. По толпе прошел тихий гул, она сдвинулась плотнее.
Скажу откровенно — сообразительность — основное качество каждого красвоенлета! Я быстро сопоставил возможности, оценил основную конъюнктуру. Положив руку на крыло, я начал мою первую публичную речь.
— Ребята, — сказал я, небрежно опуская руку в карман шинели. — Вы видите, со мной произошло несчастье. Самолет разбит, товарищ ранен. Я похож на воздушный шар с выпущенным газом! Вы видите, — моя рука продвинулась к опознавательным знакам — пятиконечным звездам на концах крыльев самолета, — мы красные, ребята! Нам нужно пробраться к своим. Они недалеко — вы, конечно, знаете где. Нужна лошадь с телегой! Плачу николаевскими!
