Носорог, одетый в дымящуюся шпалеру, повалился на бок.
Я осознал, что только что чуть не умер страшной смертью. Ноги у меня подогнулись, и я присел на убитую тушу. Дрожащими руками я поднял край шпалеры и вытер вспотевшее лицо.
Открыв глаза, я увидел перед собой черный глаз носорога. Глаз мигнул, как бы намекая, что одной пули для такого большого тела маловато. Туша у меня под задницей шевельнулась. Раненый гигант начал вставать.
— Как ты меня достал! — заорал я, выдернул из ножен кинжал и воткнул его зверю в шею почти на всю длину. Да, скажу я тебе, кинжал был хорош. Одной рукой я пробил толстенную шкуру чудовища!
Носорог встал, при этом кинжал легко вышел из раны, что, опять же, говорит о большом мастерстве кузнеца, который его создал. Одной ногой зверь наступил на шпалеру, которая порвалась, как простая рубашка, и сползла с головы зверя.
Едва успев встать, наш толстокожий подранок упал снова, на этот раз на колени — не выдержала передняя нога, в которой выше колена все еще торчал арбалетный болт.
Мне открылся для удара его затылок, куда я и вонзил свой чудесный кинжал по самую рукоять, таким ударом, каким охотники добивают оленей.
Носорог взревел, поднял голову, пробежал несколько шагов и упал замертво прямо перед дверью. Кинжал защемило между черепом и позвоночником.
— Якоб, сюда быстрее! — крикнул Альбрехт снаружи.
Я выскочил из дома. Альбрехт закрыл за мной дверь, схватил меня за рукав и потащил к тропинке, на которой мы утром встретили Шнайдера и крестьян.
— Что случилось? — спросил я.
— У меня есть плохие новости и, наверное, тоже плохие новости.
— Давай сначала плохие.
— Сюда едут трое конных.
— А «наверное, тоже плохие»?
— Внутри все разнесено в клочья, а подаренный тобой милой зверушке носовой платочек в стиле «мильфлёр» стоит существенно больше, чем обещанные нам четыре гульдена. В нем дырка от рога, дырка от пули, а еще он, насколько я могу увидеть, горит. С этой охотой мы точно в убытке окажемся.
— У тебя одни деньги на уме.
— Чья бы корова мычала… Ты же швейцарец, тебе четыре гульдена как Иуде тридцать сребреников.
— За ругательства с коровами могу и морду набить.
— Лучше подумай, что сказать тем, кто приедет.
Легко сказать, подумай. Мы и так были в сплошном убытке. Мой корд и кинжал остались в туше носорога, топор валялся где-то на полу, а кошелек я, похоже, выронил, когда снимал пояс, чтобы втащить Альбрехта на берег. Альбрехт сохранил меч и кошель, но все остальное его имущество тоже лежало в доме. Зато у меня всех ранений было пара заноз и синяк на боку, когда носорог тащил нас с волком по берегу, а художник ушиб локоть, влетая в дом, отбил ладонь, падая с крыльца, и поставил здоровенный синячище под ключицей, стреляя полуторным зарядом из крупнокалиберной аркебузы.
