Мой гарем | страница 79
Это молодежь.
В дополнение к ней, должно быть для солидности, были приглашены трое пожилых лиц: военный инженер Корбут с длинными усами — вылитый австрийский шпион, крашеный банкир Шпигель, ужасно напоминающий известного старика Чинизелли, и действительный статский советник Сочава, с жиденькой седоватой бородкой — несомненно переодетый елейный кладбищенский поп.
Центром оживления была гостиная. В углу стояла громадная ваза с крюшоном, похожая на купель. Составился длинный дивертисмент. Сначала Пичахчи имитировал скрипку и виолончель и великолепно насвистывал какие-то негритянские танцы; потом режиссер Цис, шагая вдоль и поперек комнаты своими ножницами-ногами, проектировал невероятно комические и трагические сцены для кинематографа; потом рассказчик Павлинов с невозмутимо серьезным видом представлял еврейский танцкласс и даже некий менее благопристойный дом. В промежутках розовенький композитор Май играл на рояле бравурные песенки и шансонетки.
Кое-кто из молодых людей, за неимением свободного места на диванах и на стульях, поместился прямо на ковре, в ногах у дам. Судебный следователь Грехов, уже немного опьяневший от крюшона, сидел на маленькой кушетке рядом с хорошеньким подростком-женой и, видимо гордясь ею, ревниво косился на своего молодого помощника, почти лежавшего внизу у самого краешка ее платья.
— Послушайте, — говорил он, — я подвинусь, садитесь рядом со мной.
Но его не было слышно, так как стоял невообразимый шум.
— Что случилось? В чем дело? — спрашивали вновь прибывающие, свежие люди, но и им никто не отвечал. В кабинете хозяйки, освещенном слабенькой лампочкой в потолке, на оттоманке возлежали в позе одалисок сестра присяжного поверенного Немерко и две драматички — блондинка Небо и брюнетка Земля. Около них теснилась толпа молодых чиновников и актеров, и то и дело кто-нибудь опускался на колени и целовал то пряжку туфли, то каблучок. «Полковник! Полковник!» — все чаще слышалось оттуда. Другие драматички — Вера Георгиевна, Дода и Хаюшка — с визгом бегали из комнаты в комнату, гуськом, и их поминутно ловили, задерживали и разлучали.
К двенадцати часам составился тайный организационный комитет: председатель — полковник Водецкий, члены — беллетрист Орлов, режиссер Цис, имитатор Пичахчи. Задача, в сущности, предстояла не из трудных, так как микроб уже сам собою протачивал ходы в самые неприступные сердца. Даже ревнивейший из мужей судебный следователь Грехов стоял один у рояля против розовенького композитора, подпевал ему и дирижировал рукой, а его маленькая жена сбежала от него в кабинет, который уже громко называли «лигой любви».