Князь хотел перекреститься и не мог. Правая рука у него онемела и была как чужая. Он попробовал читать «Богородица Дева», как он читал в детстве, но едва только он произнес шепотом первый слова, поднялся вокруг оглушительный вой, колдунья сзади обхватила ему шею костлявыми руками, метельные скакунчики засвистели ему прямо в уши, а снеговые плясуньи, не стыдясь наготы, ринулись в такую бешеную пляску, что князь совсем потерял голову.
Но прошло наваждение, и вдруг все пропало. Остался только снег, бесконечный снег — внизу, вверху, сбоку, повсюду — то падающий, то вздымающийся кверху, то крутящийся во мгле.
— А я тут сказку сочинил, — подумал с удивлением князь. — Какие-то колдуньи приснились и непонятные скакунчики. Что за вздор! Должно быть, я болен, однако… А, впрочем, может быть, это и не сказка вовсе, то, что мне померещилось.
В это время в сани просунулась белая борода того самого старика, который на станции говорил о кровосмесительстве.
— Я вижу, тебе худо, князь, — сказал старик. — А мне вот одно удовольствие. Я из метели сделан.
Чьи-то голые белые руки схватили старика и оттащили от саней. Над ухом князя гикнула примостившаяся на запятках старуха.
И опять началась метельная пляска.
— А хорошо им, должно быть, этак вертеться и петь, — думал князь. — Однако, в этом есть что-то сектантское. Миссионера бы сюда. Впрочем, наши миссионеры весьма бездарны. А эти плясуньи не так уж просты.
Над санями пролетел целый рой каких-то крылатых горбунов, и каждый из них трубил в рог.
— Это мы свадьбу справляем, — крикнула над ухом князя все та же снежная старуха.
— Чью свадьбу? — хотел спросить князь, но ему не пришлось спросить.
Кто-то осторожно трогал его за плечо.
— Что такое? — привстал в санях князь. — Это Тимофеево? Мы приехали?
— Нету. Не Тимофеево это, ваше сиятельство. А лошади стали, худо совсем, — говорил мужик, придвинувшись к князю и прикрываясь от ветра рукавицами.
— Так что же делать? А? — сказал князь, чувствуя в сердце холодный и щемящий страх.
— Да я уж не знаю. Вот разве отпрячь пристяжную, да верхом попробовать, пустить ее без повода. Авось, дорогу учует.
— Княгиня! Вот он говорит, — начал было объяснять князь, но она перебила его:
— Слышу, слышу. Пускай верхом… Все равно…
И ямщик тотчас же стал отпрягать пристяжную, мимоходом сгребая у нее со спины снег большою рукавицею.
— Что это свет какой? — спросила княгиня.
— Это луна, кажется, — сказал князь.
В самом деле тучи, должно быть, рассеялись и месяц светил в снежной мгле. И от этого снежного холодного и призрачного света теперь некуда было укрыться. Казалось почему-то, что солнце никогда не взойдет. Так и будет всегда светить месяц обманчиво, падать снег и свистеть уныло над полями дикий ветер.
