Филипп Ефимович Сусликов любил совать свой нос, куда не следует. А любовные темы, разумеется, прельщали его прежде всего, особенно если он предчувствовал, что между любовниками создались отношения не совсем обыкновенный. Притом, конечно, всякая противоестественность положения вызывала в нем особого рода вдохновение, и он тогда обнаруживал, так сказать, бездонное глубокомыслие.
Нерадовская история давно к себе влекла господина Сусликова. Он порою изнывал от желанья разгадать нерадовскую загадку, но у него не было прямых сведений и решительных указаний на действительную правду. Он мог только догадываться и предчувствовать.
В то утро, когда Александр Петрович уехал в Финляндию, у Сусликова явилось непреодолимое желание посетить господ Поляновых, узнать поточнее о свадьбе и, если возможно, что-нибудь извлечь любопытное из бреда Анны Николаевны. На этот бред он рассчитывал очень и очень.
В квартире Поляновых наткнулся он неожиданно на Ванечку Скарбина. Они не были знакомы и смотрели друг на друга с недоумением.
— Я — Сусликов, — сказал Филипп Ефимович, рассматривая студента.
— Иван Скарбин, — отрекомендовался и Ванечка, в свою очередь мрачно оглядывая непонравившегося ему посетителя.
— А где же Александр Петрович? А Танечка где?
— Уехали.
— Как уехали? Вместе? Куда уехали? — забеспокоился Сусликов.
— Нет, не вместе, а куда — не знаю.
— Анна Николаевна по крайней мере дома ли?
— Дома, но больна. К ней нельзя.
— Мне можно, можно, — залепетал Сусликов, вылезая из своей хорьковой шубы. — Я друг дома. Мне можно.
— Нет, уж извините. Я вас не пущу, — нахмурился Ванечка.
— Это что за охранитель такой, Господи помилуй, — рассердился Филипп Ефимович.
— Не пущу, — повторил сердито и решительно Ванечка.
— И в гостиную не пустишь? — удивился Сусликов. — В передней меня хочешь продержать, студент?
У Филиппа Ефимовича была такая манера внезапно переходить на «ты», сбивая с толку малоопытного собеседника. Но застенчивый и скромный Ванечка, всегда пасовавший, когда его обижал кто-нибудь, хотя бы, например, князь Игорь, оказывался весьма твердым и даже воинственным, если нужно было постоять за другого и особенно за слабейшего.
— В гостиную можете войти, а с Анною Николаевною вам нельзя разговаривать. Это волновать ее будет.
— Ванечка! Ванечка! — раздался в это время из спальни капризный и требовательный голос Анны Николаевны.
Ванечка тотчас же к ней бросился. Филипп Ефимович юркнул в гостиную, а оттуда сунулся в комнату Танечки. Там, разумеется, Танечки он не нашел. Зато он усмотрел на полу письмо, которое обронил торопливый Александр Петрович. Сусликов тотчас же без малейшего угрызения совести письмо поднял и спрятал к себе в карман. Украв письмо, бесстыдник совсем развеселился и решил побеседовать с «анархистом», как он мысленно называл почему-то тишайшего студентика.
