— Вы знаете, — сказала она. — У меня нет друзей и не было никогда. И сестры у меня нет. Хотите быть моим братом, Игорь Алексеевич?
Князю показалось это предложение несколько наивным, поспешным и сантиментальным, но Танечка была так прелестна, что он тотчас же устыдился своей насмешливой холодности.
— Хочу, — сказал князь твердо. — Будемте как брат и сестра.
Он взял ее маленькие руки и сжал в своих руках.
И странно. Ему в тот миг почудилось, что Танечка в самом деле его сестра. И даже его нерадовское безжалостное сердце мучительно и болезненно сжалось. Впоследствии он припоминал об этом свидании с изумлением и даже каким-то страхом.
Но несмотря на это странное братское чувство, проснувшееся в его слепой душе, зашевелилось в нем и что-то иное — в один и тот же миг! — совсем уж не братское — острое, жадное безумное.
Князь Игорь знал это свое «безумие». Он даже называл его по имени — тявликом. И это бессмысленное словечко связывалось почему-то в представлении князя с каким-то маленьким существом, живым, пушистым, у которого розовый язычок.
Когда князь ощущал в себе этого зверька, он как бы сходил с ума и не мог за себя поручиться. Воистину он тогда был невменяем.
Но это было первое свидание его с Танечкой. И князь задушил до поры до времени своего тявлика и на этот раз одолел безумие, внезапно его охватившее.
Когда князь и Танечка ехали с Островов домой, было утро, шестой час. На Каменноостровском проспекте, недалеко от Троицкого моста, их весьма удивило одно как бы видение, то есть это было вовсе не видение, а самая настоящая действительность, но действительность какая-то непонятная, однако.
На длинной скамейке, у решетки сквера, сидели старушки, в один ряд двенадцать старушек, все в белых больших чепцах, все с четками в руках. Они сидели чинно, устремив глаза куда-то вдаль. Князь и Танечка переглянулись, недоумевая. Как могли попасть на Каменноостровский проспект эти благочестивый старушки в такой ранний час? Было в них что-то странное и жуткое. Зачем они пришли сюда?
У молодого князя был в городе pied-a-terre[5], на Сергиевской.
Само собою разумеется, молодой князь, вернувшись домой, спать не лег, а сел писать стихи. Стихи сложились удачно. Утром он их отправил Танечке с посыльным.
Через несколько дней князь встретил Танечку на вернисаже «Мир Искусства». Стоя у белой колонны и следя глазами за вереницею знакомых примелькавшихся лиц, князь чувствовал томление, тревогу и даже головокружение, неиспытанное им до той поры. Князь надеялся встретить здесь Танечку и ждал ее.
