Он замолчал. Вокруг стало тихо. Только зарница тревожно металась над опушкою леса. Из раскрытых окон дома прилетели веселые звуки цыганской песенки.
«Это Суркова», — подумал Жмуркин. Он сидел все в той же позе, словно чем-то придавленный.
— Там поют, — проговорил вслух Безутешный, — не спеть ли и нам что-нибудь?
Не дожидаясь ответа, он громко откашлялся.
— О-т юно-сти мо-о-ея, — вдруг загудел его, похожий на колокол, голос. Он точно порвал тишину, покатившись чугунным ядром.
— Мно-о-зи бо-рют мя страсти, — подхватил Жмуркин высоким фальцетом.
Высокие горловые звуки, казалось, высоко взвились над ними и рассыпались звучною трелью.
— Не-нави-дящии Си-и-она, — присоединился и хриповатый баритон Флегонта.
Три совершенно разнородных голоса встретились, переплелись и зазвучали, как одна струна…
— Ловко! — буркнул Безутешный, окончив пение. — Разве еще что-нибудь спеть? А?
Жмуркин и Флегонт молчали. Кто-то точно весь белый и сияющий на минуту показался над опушкой и вновь поспешно скрылся за темною стеною леса, как за оградой. Лунная ночь молчаливо светилась вокруг.
— Ду-у-ховны-ми о-о-чима о-сле-е-п-лен, — снова уныло загудела бархатная октава Безутешного.
— Да что ты!? — вдруг крикнул Безутешный, обрывая свое пение.
Он тяжело приподнялся, направляясь к Жмуркину.
— Флегонт, тащи воды, живее! — говорил он. — Вон, в бутылку, зачерпни!
— Эка его как вдруг! — повторял Флегонт, поспешно сбегая к тихим водам Студеной. — Словно кто его в грудь ударил. Эко его, сердягу!
Жмуркин бился в истерике.
— Лживая! Лживая! — судорожно вырывалось из его горла.
Утром, когда Загорелов, только что возвратившийся с поля, слезал с щегольских беговых дрожек, к нему подошел Жмуркин. Лицо его казалось несколько осунувшимся, точно после лихорадки, и более бледным, чем всегда, но вместе с тем он смотрел весело и оживленно. Он был особенно тщательно приглажен и тщательно одет.
— А я к вам, Максим Сергеич, — сказал он с почтительным поклоном.
— Что такое? — Загорелов приветливо улыбнулся ему.
— Да вот сообщить вам, что я от вас не уйду. Расчета мне не потребуется.
— Ну, вот и отлично! — воскликнул Загорелов. — Очень рад этому! Так, значит, обстоятельства у тебя изменились?
— Окончательным образом! То есть прямо, надо сказать, навыворот пошли!
Жмуркин засмеялся.
— Ну, вот видишь! — сказал Загорелов. — А я рад этому. Очень, очень рад! — повторял он.
— Да кто же мог бы предвидеть такую перемену? — сказал вслух Жмуркин, направляясь вместе с Загореловым к крыльцу. — Такие перемены только ведь во сне присниться могут!
