— Так ты так? — Настасья Петровна ринулась с места. — Ты вот какой? Так знай, что силушек моих больше нет… Я сейчас, сейчас на село побегу и на площади, — вскрикнула она резким голосом, — на площади кричать буду, что ты и я… — душегубы! душегубы! душегубы!
Она порывисто сорвала с гвоздя платок и стала набрасывать его себе на голову дрожащими руками.
— А-а, — протянул Пересветов в ярости и схватил ее тонкие руки, — доносчица, до-но-счица, — шептал он с искривленным лицом.
Он потащил ее от порога в глубь комнаты.
Настасья Петровна упиралась и сгибала колени; платок свалился с ее головы, ее волосы растрепались.
— До-но-счи-ца, — шептал муж, не помня себя.
И вдруг он изо всей силы ударил ее кулаком в спину. Пересветова со всех ног повалилась на диван и, извиваясь всеми членами, завизжала от боли и позора. Муж глядел на нее с ненавистью. Постепенно ее рыдания становились тише, и наконец, забившись в угол дивана, она только горько всхлипывала, как больная девочка. И тогда Пересветов опустился перед ней на колени.
— Настя, ради Бога, — прошептал он умоляюще, — прости меня, Настенька…
Молодая женщина горько всхлипывала. Он подождал ответа, затем тихонько поднялся на ноги и, надев фуражку, понуро вышел на двор.
На дворе было пасмурно и хмуро. С изодранными краями тучи без конца летели по небу. Между постройками усадьбы шумел ветер. Сорванное с одной петли полотно ворот покачивалось и неприятно визжало. Пересветов махнул рукою и пошел без дороги, пустынным и хмурым полем, вперед, без цели, куда вели его ноги. Очнулся он в поле перед высокою стеною. Прямо перед ним была низкая калитка. Пересветов сразу узнал ее, и у него захолонуло на сердце. Его точно понесло в бездну. Он отыскал рукою железный конец щеколды, тихонько нажал ее и осторожно толкнул от себя полотно калитки. Калитка распахнулась, и Пересветов очутился в саду. И здесь все его внимание сразу приковало к себе одно окно. Он переглянулся с ним, как с человеком, давно ему знакомым, и тихо двинулся к нему, осторожно ставя ноги и затаив дыхание. Наконец, он подошел к окну. Минуту он как будто колебался, но затем решительно поставил ногу на фундамент и ухватился руками за раму. Он заглянул в окно. В кабинете было тихо и темно. Тяжелый письменный стол грузно стоял на полу, блестя в темноте бронзовыми крышками чернильницы. Пересветов заглянул в угол кабинета. Там на диване белела подушка. На диване кто-то спал, прикрытый темным пледом и поставив на ступни свои ноги так, что колени высоко поднимались над белым концом простыни. Голова спящего глубоко ушла в подушку. Пересветов, не отрывая глаз, смотрел на это лицо. И вдруг оно как-то внезапно опухло и посинело. Трегубов раскрыл рот и оскалил зубы. И в то же время его правый глаз начал быстро вращаться в орбите. Пересветов глядел, не отрывая глаз, с мучительной болью и чувствуя головокружение. Глаз все вращался в орбите. Но, наконец, он остановился и сделался мутным. Пересветов тихо слез с фундамента и пошел садом под изволок. Через минуту он был на берегу. Калдаис плескал мутной волной в низкую кручу берега и весь дымился туманом. Пересветов прошел несколько сажен вверх по течению и здесь остановился. Здесь на берегу лежало несколько камней. Тогда они оказались лишними. Пересветов внимательно оглядел их; один из них, большой и тяжелый, особенно остановил на себе его внимание; он был с тонким перехватом посредине и походил на гирю, которыми упражняются гимнасты.
