Тихон замолчал, потому что Пересветов внезапно со стоном поднялся с своего кресла. Глаза его были мутны, а губы дергало. Беркутов подскочил к нему.
— Братики! — прошептал Пересветов с искаженным лицом и замолчал. — Знаете ли вы, братики! — снова начал он и снова замолчал.
Беркутов ухватил его за талию.
— Да что ты, дурак! — бешено крикнул он.
Пересветов припал к нему на грудь.
— Светлый, — прошептал он чуть слышно.
Его точно чем сварило. Долговязые ноги Пересветова поползли по полу.
— Дурно, — усмехнулся Беркутов бритыми губами, — вот, черт, допился! Дайте-ка ему водицы!
Тихон услужливо подал Беркутову воды.
— Давно вы тут с ним кружите? — спросил Беркутов.
— Вторые сутки, — ответил Тихон и отошел к столу.
— С чего это с ним! — спросил Верешимов.
— С чего? Вторые сутки водку дуют и еще спрашивают, с чего, — отвечал ему Беркутов сердито.
И он стал прыскать в лицо Пересветова водой. Тот замотал головой и замычал. Беркутов осторожно опустил его в кресло и вставил в его зубы край стакана. Пересветов сделал несколько глотков и открыл глаза.
— Эко ты допился, черт, — сказал ему Беркутов и шутливо похлопал рукой по его колену.
Пересветов несколько оправился.
— Это меня коньяк доехал, — сказал он с кислой усмешкой, — мы тут чего-чего только не пили. Коньяк это меня.
Тихон налил себе и Верешимову по рюмке водки.
— А тебе больше пить нельзя, — сказал Беркутов Пересветову. — Слышишь, ни под каким видом нельзя, если не хочешь ни за грош сгинуть.
И он многозначительно поглядел в глаза Пересветова.
— Я не стану, — отвечал тот и хлебнул из стакана чай, — я теперь протрезвел.
— То-то, протрезвел, — погрозил ему пальцем Беркутов.
— Господа, хоровую, веселенькую, — предложил Верешимов и, не дожидаясь ответа, подскочил к столу, виляя сорочьим хвостом, и, позвякивая рюмкой о рюмку, запел визгливым тенором:
По рюмочке, по рюмочке.
Тирьим-бом-бом, тирьим-бом-бом!
По маленькой, по маленькой.
Тирьим-бом-бом, тирьим-бом-бом!
Выпьем по рюмочке.
Тирьим-бом-бом, тирьим-бом-бом!
Выпьем по маленькой.
Тирьим-бом-бом, тирьим-бом-бом!
Он замолчал, оборвав песню. В их комнату кто-то постучался.
— Войдите, — проговорил Беркутов.
Дверь распахнулась, и в комнату быстро вошел, позвякивая на ходу шпорами, становой пристав Пентефриев.
— О, да как тут у вас весело, — говорил он, здороваясь с присутствующими и обегая стол. — И вы здесь? — усмехнулся он, пожимая руку Беркутова.
— Пьянствую, — отвечал тот тоже с усмешкой.
— Садитесь, гости будете, — пригласил Пентефриева Пересветов к столу. — Водочки, коньячку, чего душа хочет!
