— Почему же их было непременно двое? — спросил Пентефриев и, оттопырив губу, стал глядеть на свои усы.
— А потому, что одному, — отвечал Беркутов, — было бы совсем не под силу вытащить и спрятать куда-нибудь труп.
— Это совершенно справедливо, — заметил Пентефриев и задумался.
Очевидно, нарисованная Беркутовым картина поразила его воображение.
— Это совершенно справедливо, — повторил он.
— А труп так-таки нигде и не нашли? — спросил его, несколько помолчав, Беркутов.
Становой развел руками.
— Нигде не нашли. В Калдаисе искали — нет, в лесу тоже нет. Просто ума не приложишь, куда они могли его деть!.. В Калдаисе трудно найти, — добавил он, — в Калдаисе омуты глубокие.
Беркутов закурил папироску.
— Да, может быть, у преступников лошади были. Так они могли тогда труп-то верст за двадцать для отвода глаз увезти.
Пентефриев снова развел руками.
— Все может быть, все может быть. Однако, мне пора ко дворам, — добавил он, — и, залпом выпив стакан, стал одеваться.
Беркутов его не задерживал.
— Удивительное это в самом деле происшествие, — говорил он становому, когда они были уже на крыльце. — Убит человек, похищены деньги, и никакого следа, ни крови, ни борьбы, ни орудия взлома, ни самого трупа, ни денег! Ничего! И, к довершению всего, рядом с убитым, очевидно, лежала двенадцатизарядная магазинка Кольта. Право же, все это можно принять за сказку.
— И не говорите и не говорите, — вздыхал Пентефриев, шевеля рыжими усами.
— Однако, какое прелестное для хлебов время стоит, — совершенно изменил тон Беркутов, — вся наша окрестность буквально засыплется хлебом.
Пентефриев уехал. А Беркутов долго еще ходил из угла в угол по своему флигелю. «Нужно взять у Столешникова отпуск дня на два, — думал он, — поехать в город, захватить с собой Пересветова, и там уже начать правильную атаку. Мешкать некогда. Как-никак, а Пентефриев косится на меня!»
Он присаживался на минуту на стул и снова ходил из угла в угол по комнате и думал: «Ах, Пересветов, Пересветов, думал ли ты, что тебе придется испить чашу до дна! Ты ведь хотел только денежками поживиться, а тут вдруг пришлось вычитание производить. Только по силкам ли это тебе будет? Не надорвался ли ты? И почище тебя горбятся другой раз под этою ношей. Вычитание-то ведь ужасная штука?»
