Пересветов молчал. Беркутов налил по рюмке водки. Пересветов тотчас же выпил свою.
— По-моему, деньги он слишком уж поторопился заготовить, — продолжал Беркутов. — Денежки его, пожалуй, пропасть могут. Ты как думаешь? А?
Пересветов не поднимал глаз.
— Да как же они пропадут-то? — спросил он. — С какой стати?
— А вот с какой, — усмехнулся уголками губ Беркутов, — случится в доме пожар, вот тебе и денежки. Или еще что может произойти. Всего не угадаешь!.. Опасная штука деньги, — добавил он.
Пересветов потянулся к бутылке и, налив себе рюмку, залпом выпил ее.
— Опасная штука деньги, — говорил, между тем, Беркутов, — но только в них счастие! Деньги, это — все! «Блажен кто с деньгами — тепло тому на свете!» Беркутов на минуту замолчал и затем, придвинувшись к Пересветову, заговорил снова: — А как ты думаешь, воровать грех или не грех? Я вот последнее время много об этом думал. Представь себе такую штуку. У меня два калача, а у тебя ни одного. Я сыт по горло, а ты голоден. Так вот тебе у меня второй-то калач можно украсть или нет? Позволительно ли, или нет? Ты как думаешь?
Пересветов молчал и глядел на Беркутова.
— По-моему, — продолжал Беркутов, — если ты у меня второй калач украдешь, так ты этим только хорошее дело и для меня и для себя сделаешь. От моего калача ты сыт будешь, а я им себе только желудочек засорю, потому что я и без того по горло сыт! Правда это или нет? А?
Беркутов уставился на Пересветова и молчал.
Пересветов глядел на него широкими глазами.
— Как ты сказал? Как? — переспросил он. — Я этого что-то не пойму сразу.
Беркутов повторил.
— Вот так штука, — сказал Пересветов и потянулся к бутылке, хотя он был уже и без того пьян. — Вот так фунт, — добавил он, выпив рюмку и глубоко задумавшись. — В самом деле, ведь это как будто даже воровать-то хорошее дело выходит, — наконец, сказал он и внезапно рассмеялся пьяным смехом.
Беркутов усмехнулся уголками губ.
— А щенок-то мой, — проговорил он, смеясь глазами, — сеттер-то, поноски хоть сейчас и не подает, а уж коситься на поноску начинает.
— Ну, вот и отлично, — отвечал, смеясь, Пересветов и снова потянулся к бутылке.
Беркутов закурил папиросу и встал.
— Ну, дружочек, прощай, — сказал он, — мне восвояси пора.
Пересветов с трудом поднялся со стула.
— Посидел бы ты.
— Никак нельзя. Рано вставать надо. Прощай.
Беркутов пожал его руку и пошел вон из дома. Пересветов, волоча ноги, последовал за ним. Они вышли на двор.
— У турецких султанов, — сказал Беркутов, усаживаясь в седло, — по тридцати тысяч жен бывает, и султаны нередко поэтому от сухотки спинного мозга мрут. Так вот у них тоже не грешно было бы парочки две-три красавиц похитить. Небось и красавицы сами рады бы были! Это тоже позволительно? А?
