— А не стоит, так отдай!
Мужик сердито косился на Пересветова. Его борода была очень всклочена, а его нос, плоский у переносицы, внезапно приподымался над верхней губою и походил на взведенный курок.
— Ну, ну, будет, — бормотал Пересветов, — будет, дружок, сказал и довольно!
Слово «дружок», очевидно, успокоило мужика, он весело улыбнулся, полез в свою телегу и, забрав веревочные вожжи, шутливо крикнул:
— Достанется тебе на том свете за мои четвертаки.
Его телега с грохотом исчезла за воротами. Пересветов остался на крыльце и теребил русую бородку. «У мужиков по четвертакам ужиливаешь, — думал он, — вот жизнь-то собачья! — Он вздохнул. — Привезет ли Беркутов деньги, или не привезет? — снова подумал он. — Если не привезет, я зарезан». Задумчиво он сошел с крыльца и вышел за ворота. В поле было совершенно тихо. Розовая полоска зари постепенно темнела снизу. За светлой полосой Калдаиса, в лугах, громко кричали коростели. Со стороны богатой усадьбы Трегубова долетало блеяние загоняемого стада. «У меня нужда, а у него двести тысяч! — подумал Пересветов с тоскою. — Двухсоттысячный корпус, шутка сказать. С таким корпусом мне воевать трудно!» Он глядел на усадьбу Трегубова.
Из-за веток густого и обширного сада выглядывал поместительный дом. На стеклах его окон мерцали розовые блики зари. А в одном окне горел огонек. Пересветов знал, что этот огонек горит в кабинете Трегубова, и он с раздражением подумал:
«На столе лампа горит, а он деньги, небось, считает! — Пересветов даже поморщился при этом. — Считает и радуется! А меня в бутылку, будь он проклят, закупорил!» Внезапно у Пересветова зашумело в ушах. Мучительное и острое чувство охватило его. «В правом ящике, в столе, в правом ящике», — подумал он и, круто повернувшись, быстро пошел к себе в полуразрушенную усадьбу. У открытого окна дома он увидел жену. Она сидела, пригорюнившись, с тоскою на всем своем хорошеньком личике. Пересветов подошел к ней и порывисто схватил ее за руку. Та с недоумением заглянула в лицо мужа.
— Что ты? — спросила она участливо. — Что с тобой?
Пересветов молчал и улыбался потерянной и жалкой улыбкой. Казалось, он что-то хотел сообщить жене, что-то чрезвычайно важное, но не мог, не смел.
— Беркутов что-то не едет, — наконец, проговорил он. — Беда, если он обманет!
Настасья Петровна погладила, руку мужа.
Ну, вот, приедет еще. Он другой раз в двенадцать часов ночи приезжает. Для него ведь законы-то не писаны. Она улыбнулась и повторила: — Приедет еще. Волноваться-то зря нечего, Бог даст, все как-нибудь уладится.
